23 марта 2019
Рейтинг: +25
Голосов: 25
Просмотров: 1624
«Надьку убили!»- раздался истошный крик у колхозного амбара, где шла срочная раздача посевного зерна. Это был первый выстрел в Грушном. Перед приходом немцев в селе Грушное объявился полицай Мишка Г., который потребовал ключи от амбара у Надежды Щекиной, (моей мамы, она была звеньевой, и ей доверили раздавать по два мешка на двор, под расписку, чтобы сохранить для будущей посевной).
— Кто ты такой, чтобы я отдала тебе ключи от народного добра? – смело заявила ему мама и встала на дверях амбара. Тогда полицай выхватил пистолет и выстрелил в воздух. Женщины закричали, оттолкнули Мишку, окружили маму и стали быстро разбирать по домам оставшееся зерно. «Ах, антонов огонь! Сибирка б тебя забрала!» — ругались бабы на новоявленного фашистского холуя. (Да, в Сибири он отсидел 10 лет за пособничество фашистам, там и сгинул).
Прошло несколько дней. Помню, мы ужинали на кухне. Раздался собачий лай. Немцы! Они вошли молча, уселись за стол, приказали (через переводчика) подать им молоко, яйца, хлеб. Немец показал на наручные часы и велел маме сварить яйца в большом чугуне и наполнить водой стоявшие во дворе бочки. Колодец у нас был один на пять дворов, там была очередь, женщины передавали друг другу страшные новости: молодых парней и девчат угоняют в Германию, уже пришла грузовая машина. Тогда и забрали мою крестную Марусю (она погибла в Бухенвальде, в 1943 году).
Немцы хозяйничали вовсю: поставили посреди двора два котла, разобрали на дрова старую веялку, ловили кур, потрошили их и бросали в котел, в другом котле варились яйца, штук пятьдесят, немец все смотрел на часы: «Шнеллер!» («Скорее! ). Видно, им приказали уезжать…
Моя детская память удержала несколько эпизодов, связанных с фашистами.
Помню, мы сидели в погребе, куда бабушка принесла нам молока и краюху хлеба. Видно, немец заметил, пошел следом за ней, спустился на три ступеньки вниз и тяжелым сапогом ударил Лёню по лицу. Может, фриц решил, что здесь прячется партизан? Увидев детей, он зло выругался и пошел прочь. Так и умылся кровью мой старший братишка, ему тогда было всего 7 лет. Разве такое забудешь?
Мама надевала всякое тряпье, низко повязывала платок, чтобы не выдать свой возраст (а ведь ей было всего 30 лет!)
Фашистский ствол ей спину жег, а с места не сойти!
Молила Бога, чтоб помог детей её спасти…
Всю зиму 1942 года мы жили впроголодь, питались мерзлой картошкой, парили калину, ели жмых. Спасали нас лесные орехи и сухофрукты. В начале февраля 1943 года мама, придя от соседки, радостно зашептала: «Наши под Сталинградом немцев в кольцо взяли!» Я тогда не понимала, что значит «в кольцо взяли», и мама мне объяснила. Как же мы тогда радовались! В Грушное немцы заглядывали редко, боясь в этой глуши попасть к партизанам, но летом 1943 года, когда началась Курская битва, они разорили наш дом, на ходу хватали теплые вещи (холст, платки из бабушкиного сундука ), видно, после Сталинграда боялись драпать с отмороженными ногами… Огород был изрыт окопами. Земля дрожала от проходивших по большаку наших танков, мчавшихся на Прохоровку… Небо стало черным от дыма и гари.
Помню день 5 июля 1943 года, когда в село вошли наши войска… У нас расположился медсанбат. Мама помогала медсестрам, стирала солдатское белье, ухаживала за ранеными…
Вскоре пришло первое письмо от папы. Он после госпиталя получил недельный отпуск и перевез нас в Богуслав, к маминым родным. Там мы и встретили день Победы.
Мама безумно любила своего Феденьку, ждала всю войну. Они прожили вместе 50 лет. Папа никогда не ошибался в размерах маминых нарядов, которые привозил ей из Москвы, куда ездил с годовым отчетом. Она соскучилась по красивым вещам: ведь в войну у нее было одно ситцевое платье и вязаная кофта…
Руки ее не знали отдыха: красила вагоны, работала санитаркой в медпункте, нянечкой в детяслях — везде её уважали за чистоплотность.
И нас приучала: «Лучше не поспи лишний час, но чтобы в доме всё блестело!»
В возрасте 85 лет, будучи малограмотной, прочитала «Анну Каренину» Л.Толстого, «Унесенные ветром» М.Митчелл.
Её беспокойное сердце остановились во сне, 16 февраля 2001 года. Маме было 88 лет. Хоронили её всем двором.
Ей я посвятила свою повесть «В памяти моей».
