«ДА СВЯТИТСЯ ИМЯ ТВОЕ!»

Для меня понятия “Мама” и “Бог” неразрывно связаны между собой с 1984 года…

Я давно жила самостоятельной жизнью, с родителями виделась нечасто, но особенно скучать по ним было некогда: у меня тогда уже был двухлетний сынишка, горячо любимый муж и не менее горячо любимая работа. Воспитанная Ленинским комсомолом, я не верила ни в Бога, ни в дьявола, и если случалась какая-то беда, за помощью я мысленно всегда обращалась к маме, которая жила от меня далеко и очень по мне скучала.

Однажды вечером раздался телефонный звонок, и голос отца, прерывающийся рыданиями, вдруг больно ударил меня в самое сердце:

— Доченька, приезжай, мама умирает. Она попала в автокатастрофу.

В одну секунду я вдруг поняла, что могу никогда больше не увидеть мамины лучащиеся любовью глаза, не услышать её ласковый голос. Я схватила паспорт и деньги и ринулась на вокзал. На моё счастье, нужный мне поезд отходил через полчаса, но билетов не было. Однако проводница, узнав, зачем я хочу ехать, согласилась взять меня в своё купе без билета. Ночь я провела, стоя в коридоре у окна: спать не хотелось. Я не могла ни о чём думать. Как помешанная, я прокручивала в голове одну и ту же фразу:

— Мамочка, не умирай!

Мимо проходили люди, мужчины пытались разговаривать со мной, но, осознав, что я не понимаю, что мне говорят, они отходили в недоумении. Я еле пережила ту ночь. Она казалась мне бесконечной. В пять утра с вокзала Вологды не шёл в аэропорт ни один автобус. Я запомнила дикий визг тормозов и искажённое ужасом лицо водителя “Москвича”, выскочившего из машины, перед которой я встала на проезжей части, раскинув руки крестом. Не знаю, что заставило его опустить поднятую для удара руку, выражение моего лица или сказанные полушёпотом слова:

— Помогите мне, пожалуйста!

В аэропорту возле касс уже образовались длинные очереди, в которых люди стояли с вечера предыдущего дня, т.к. летом всегда были проблемы с билетами. На нужное мне направление очередь оказалась самой длинной. Я встала в её конец. Через два часа касса открылась, и ещё через два, когда я, наконец, подошла к заветному окошечку, равнодушный голос сообщил, что билетов на нужный мне рейс нет, и вообще они раскуплены на несколько дней вперёд. Можно было попробовать добраться на поезде, но на это ушло бы ещё два дня. У меня их не было. Я упала на колени перед этой кассой и, заливаясь слезами, впервые в жизни попросила:

— Господи, помоги мне! Сделай так, чтобы я улетела!

Я повторяла эти слова снова и снова, видя сквозь слёзы, как шла регистрация, а затем и посадка на нужный мне самолёт. Вот последний пассажир протянул проверяющим свой билет, у трапа не осталось никого. И вдруг из самолёта показалась стюардесса, она бегом направилась к залу ожидания, вошла в стеклянную дверь и подбежала ко мне:

— Девушка, пойдёмте скорее, у нас один пассажир не пришёл!

Я чуть не сошла с ума от счастья! Странное это чувство – счастье во время горя.

А потом была больница. Серое лицо и посиневшие губы на фоне белых бинтов, шарообразно окутавших голову самого дорогого для меня человека.

— Мамочка, — шепчу я, стараясь согреть в своих руках холодную, безжизненную маленькую руку. Соседка по палате сочувственно советует:

— Ты, дева, громко говори, она ведь всё равно ничего не слышит. Лежит так вот уж третий день. Черепно-мозговая травма у ней, и рёбра сломаны. Доктор-от к ейным губам зеркало подносит, чтоб узнать, дышит ли.

И я опять горячо молю мысленно:

— Господи, не отнимай её у меня! Помоги!

И дрогнули веки, медленно открылись глаза, ничего не выражающие, замутнённые болью. И вдруг в самой глубине зрачков вспыхнули искорки: мама узнала меня! С трудом разлепив запёкшиеся губы, она прошептала:

— Доченька, ты здесь! Ну, вот, теперь я точно не умру.

Мы с отцом плакали и смеялись одновременно.

С тех пор я знаю – Бог есть! Он милостив и всемогущ. И каждый день я не ленюсь повторять: “Отче наш!.. Да святится имя Твое!”