"По волне моей памяти"
Что с тобой, моя любимая,
Отзовись скорей,
Без любви твоей
Небо всё грустней.
— Это будет нашей песней, — сказал Володя и писал из армии письма каждый день. А голос Анны Герман звучал так проникновенно, что, казалось, такую боль, такую грусть и вытерпеть-то нельзя. Но Танюша верила, что их любовь сильна, и писала в ответ свои девчоночьи секретики.
Во фpанцyзской стоpоне, на чyжой планете,
Пpедстоит yчиться мне в yнивеpситете —
До чего ж тоскyю я, не сказать словами,
Плачьте ж, милые дpyзья,
Гоpькими слезами, —
Танюша любит включать эту… И мысли уносятся в годы студенчества, в ночные «посиделки» с конспектами. Старославянский никак не хотел оседать в ее голове, а у мужа и того хуже …Сопромат! «Если сдашь сопромат, можно жениться!» — шутили студенты. Володьке не страшно… он уже был женат. Но «мученик науки» любил что-то оставлять на потом. Танюшка мужа баловала – чертила ему дипломный проект. «Не успеваю!» — ластился тот к жене.
Иногда, бывало, Володька приходил навеселе, и тогда у него «включался моторчик» до утра. Пел под гитару все из репертуара Высоцкого. Из спальни выходил отец с намерением поставить на место неутомимого певца.
Чуть помедленнее кони,
Чуть помедленнее,
Вы тугую не слушайте плеть…
.
— Обормот, — потеплевшим голосом ругал он сына и садился слушать.
Володька, такой хитрец, замечал малейшие нотки недовольства им и, когда это назревало со стороны его матушки, ставил пластинку Энгельберта Хампердинка. Красивый голос выводил «Возьми мое сердце!», и мама замирала.
— Спасибо, Зайчик, — говорила она потом. А двадцатичетырехлетний Зайчик, ростом метр восемьдесят и весом под девяносто килограммов, довольно улыбался: сегодня материнское «дать бы тебе дрозда» его минует.
Танюшка любит Володькину коллекцию пластинок. Вот эти, в ярких толстых, двойных обложках — тяжелый рок! Ничего она и через много лет не понимает в нем, но только помнит, что одна такая диковинка съедала треть ее зарплаты, ибо покупалась у фарцовщиков. А Володька был счастлив и на полную мощность включал усилитель, но тут же по радиатору стучали соседи.
А вот на этой заезженной кассете все ее любимые песни и мелодии: Сальваторе Адамо, Мерей Матье, Давид Тухманов, Софи Ротару, Алла Пугачева, Джо Дасен, Демис Руссос. Садясь за руль старого «Москвича», Володька мучился, слушая все это, но терпел. А жена наслаждалась. Только песню «Школьная пора» в исполнении Татьяны Овсиенко не записал из-за вредности. Впрочем, не из-за вредности, а из-за его глупой ревности к ее школьному поклоннику. Ревновал, но никогда в этом не признавался. Но ведь женское сердце не обманешь…А оно тревожно билось от предчувствий и млело от счастья.
Прощай, от всех вокзалов поезда
Уходят в дальние края
Прощай, мы расстаемся навсегда
Под белым небом января…
Не в январе, а весенним апрелем их счастливый, как ей всегда казалось, брак распался, и на долгие годы осталась незаживающая рана. И их песня о лебединой верности вытеснилась другой. С отчаянным вызовом и надеждой на лучшее звучали в ее душе слова «Я выживу». Глория Гейнор пела по-английски, но даже не зная перевод, Танюшка понимала: это о ней, это для нее…
— Мамочка, ты не плачь, — говорила, не понимая маминого уныния, дочурка и старательно пела своим тонюсеньким голоском:
От улыбки хмурый день светлей.
От улыбки в небе радуга проснется…
Поделись улыбкою своей,
И она к тебе не раз еще вернется.
— Теперь тебе легче? – с надеждой заглядывала она в лицо матери.
Конечно, легче. Все проходит. И Танюшка счастлива, что у нее есть дочь, но она выросла и уехала в столицу, успешно работает, много путешествует. Есть дочь, но ее отца уже давно нет. Танюшкино сердце давно примирилось с этим, но нет-нет да и взбунтуется вопросами «почему?» да «а если бы?». Многих уже нет из той жизни, но есть его старенькая мама, по-прежнему любящая Танюшку и Хампердинка. Мама есть, но старенькая радиола в ее квартире давно молчит. Мама плохо слышит. Есть коллекция пластинок, но они будоражат память. Вот и получается: через всю жизнь проходит эта нота «но». Нет, не музыкальная… но жизненная. Есть у Танюшки «ретровечера». Для себя, для своей души…И плывет Танюшка по волнам памяти, но ей хорошо — не грустно.