История в чистых музыкальных картинах
У каждой вехи-эпохи есть свой ритм. Стоит назвать любое известное событие, к нему всегда подберется мелодия, со словами и без, и не одна. Как правило, песня, что «строить и жить помогает», приукрашивает действительность, именно для того, чтоб проще справляться с ее неприглядными и тяжелыми сторонами.
Историческую память фривольно тасует кинематограф, подбрасывая талантливые, пусть и выдуманные образы. Так, война 1812 года предстает перед нами под бравурный мотив «Давным-давно» из «Гусарской баллады». Впрочем, собственно ход войны уложен в песенку «Тра-ля-ля-ля-бум-бум». Мимоходом мы видим и трудности, не так легко чертить планы у костра среди снегов. Однако образы бравых гусар взращивают в душе зрителя веру, что все будет «как и прежде, давным-давно».
Под «Интернационал» отгремела революция, и трудности, возникшие у нового социального устройства, будущим поколениям покажут, опять же, на экране. Через мужественный образ нового человека. Вот суровая борьба с басмачеством, и тут же — стоически-философская «Госпожа удача». С уверенностью, что если «не везет мне в смерти – повезет в любви». Впрочем, гражданская война подняла на поверхность всякие виды свободы: «спрячь за решеткой ты вольную волю – выкраду вместе с решеткой». И все-таки то было время, когда выплавлялся характер бескорыстного бойца: «нет нам покоя, гори, но живи».
Высокими идеалами дышали не все, и вот долгожданная передышка – НЭП, когда обывателю вернули право пофилософствовать: «Губит людей не пиво» — тут и социальная сатира, и двойной подтекст. То самое умение читать между строк, которое впоследствии отличало советского человека и его умение обходить цензуру. А также – легко обыгрывать темы совсем не легковесные.
В кинопеснях периода Великой Отечественной войны тоже можно почувствовать эту двойственность. Откуда в столь тяжелое время в фильме 1943 года появляется полублатная песня «Шаланды, полные кефали»? Она — своего рода мечта о мирной, трудовой жизни и о будущей счастливой любви. Исполняет ее солдат для товарища и девушки в блокадном Ленинграде, перед спуском в бомбоубежище; конечно, хочется хотя бы представить, что будет другая жизнь. «Темная ночь» — та же мечта зрелого человека, семьянина, выраженная куда более лирично. «Верю в тебя, дорогую подругу мою»… А также, конечно, воин верит и в себя: «Броня крепка, и танки наши быстры. И наши люди мужества полны» — это уже из того самого светлого будущего, где вовсю по стране поднимается «заводов труд, и труд колхозных пашен».
Конечно, впоследствии о труде спето немало. Мирное время порождает других героев.
«Я не хочу судьбу иную,
Мне ни на что не променять
Ту заводскую проходную,
Что в люди вывела меня».
Страна звала всех, в том числе хороших девчат, трудиться всюду, «на целине далекой, в бараке и в палатке». А также петь и устраивать личное счастье: «Отчего гармонь поет? Оттого, что кто-то любит гармониста». И потому лирических песен в советском кино – не сосчитать.
Жизнь становилась лучше, и вот уже приходилось агитировать и убеждать тех же добросовестных рабочих учиться, для чего сняли четырехсерийную «Большую перемену». Учеба объявлялась насущной необходимостью в любом возрасте, в воздухе витало: «ждет нас что-то новое, ждет нас перемена». Конечно, ведь все сущее постоянно развивается. И это особенно актуально для фильмов, предназначенных юному зрителю.
«Прекрасное далеко», однако, предъявляет свои требования. Даже если «манящая дорога кружит голову, как в детстве карусель», и нам открыты «горы вот такой вышины», никто не отменяет опасность свернуть не туда. К тому же, даже детская песенка предупреждает, что голос-то зовет «не в райские края».
Сегодняшнюю действительность наследник всего богатства советского кинематографа может описать по-разному, в том числе, например, так:
«Никто не проявляет интереса
К моей навек загубленной судьбе.
Попался я на удочку прогресса
И этим сильно навредил себе».
Совсем не тот результат, на котором стоит останавливаться. А вот выводы сделать надо. И спросить с себя «строго: а сегодня что для завтра сделал я?».