Музон

«Бух-бух… Бух-бух-бух!», да «Дзинь-дзинь…Дзинь-ля-ля!». Мертвого поднимет, где уж тут живому заснуть.

Пенсионер Бурдынюк уже и звонил соседям снизу Куроедовым по телефону, и сам к ним приходил с просьбой сделать музыку потише, и участковому жаловался, да все без толку. Соседи только посмеивались над ним: «Давай, дед, к нам, мы и мочалку тебе подберем, и оттягиваться научим».

А вчера, когда Куроедовы, наконец, угомонились, он выждал для верности еще часок и в районе шести утра приступил к осуществлению мести. «Пусть-ка побудут в моей шкуре, авось, поймут чего!» — злорадно подумал Бурдынюк, и с силой стал водить заранее припасенной железной трубой по ребрам батарей отопления как раз над спальней соседей, а для верности еще и над залом — на тот случай, если у них кто заночевал.

Он бегал от батареи к батарее, нарочно усиленно топоча и издавая дикие вопли. Бурдынюку тут же стали стучать все соседи, кроме нижних.

— Ничего, потерпите! — злорадно кричал Иван Петрович, продолжать грохотать батареями. — Терпите же Куроедовых, хоть бы одна сволочь на них пожаловалась, кроме меня!

Когда праведный гнев Бурдынюка уж стал стихать, да и сам он порядком притомился, в дверь настойчиво позвонили. Иван Петрович пошел в прихожую, прихватив на всякий случай с собой и железяку, при помощи которой только что устроил грандиозную какофонию.

На пороге стоял глава семейства Куроедовых, Антон. Всклокоченная шевелюра, мятые брюки говорили о том, что он уже успел поспать. Но совсем немного, поскольку физиономия у Антона была совершенно пьянющая и веселая.

— Слышь, чудило! — развязно сказал он Ивану Петровичу.

— Сам чудило, — дерзко ответил ему Бурдынюк, подуобнее перехватывая трубу. — Ну, и чего тебе?

— Ты это… Погромче бы свой музон сделал! Или дай диск на время, а? И ваще, что это за группа у тебя? Мы такую еще не слышали: так торкнуло, что все мои гости уже на ногах! Похмелились и снова пустились в пляс. Ну так что, дашь диск, или как?

Бурдынюк уронил трубу себе на ногу…