ОДНАЖДЫ НА БОЛЬШОЙ ДОРОГЕ...

Было время, был я молод!..

Всё просто и легко: общага — в кино – хоть по три раза в день! А заскучал – из города на трассу, на «попутку» и домой.

Стою как-то с толпишкой таких же, как я, мечтаю о сале, о печке. А мело, а мороз! И мы, дабы не околеть, принялись играть в салки. Тем более, что машины с трассы исчезли почти совсем, и нам никто не мешал.

Салки кончились сами, мороз давил. И мы разнесли на дрова скрывавшийся за остановкой туалет, и вскоре потянули руки к огню. Хотелось большего: разрушить что-либо ещё. Напасть на соседнее племя, перебить им посуду! Но туалеты так быстро не растут, и мы двинулись к заправке, что находилась в километре от дороги. Оттуда как раз отходил автобусик ПАЗ, на котором почти все мои попутчики и вернулись трусливо назад, в Город.

Остались я и молодая пара. В надежде уехать, тщетно скреблись мы в очередную дверцу, ехать в ночь и метель никто не хотел. И лишь водитель ЛАЗ-а, поверив, что мы, всё же, люди, пустил нас в салон. И вновь, в желании уснуть, прильнул к заднему сиденью, под которым молотил согревавший его мотор.

Попытались последовать его примеру и мы. Но спустя минуты, с калёного морозом дерматина вскочили, и, встав друг другу в затылок, устроили дефиле. Занимались этим всю ночь. А поутру молодая пара, обливаясь слезами, отбыла обратно в Город, а я двинул на остановку, чтобы начать всё по новой.

Остановка ждала. Не хватало лишь доброй памяти туалета.

И – катастрофически! – автомобилей. Которые по-прежнему не тормозили.

Полнясь праведным гневом, поднял я кусок снега! Метнул вслед просвистевшим мимо «Жигулям»!

И попал: снаряд «бумкнул» о «лобовуху», оглушённый неожиданным приветом, автомобиль встал! А осознав, что это всё же не осадки, развернувшись, заспешил ко мне.

«Помахаться» было самое время. Но не с теми же, кого я вскоре увидел. Из «Жигуля», вырастая и ширясь, появились двое в милицейских полушубках! И хотя «махаловка» с органами в мои планы не входила, я не побежал, а со вниманием стал слушать оппонентов. Несколько сумбурное начало, типа «как я мог!..» А затем пошла конкретика, в которой милицейский капитан, не хуже цыганки озвучил, что, по его мнению, в моём мрачном прошлом уже было, и где стараниями его коллег я окажусь в ближайшем будущем.

— Ну и фигли?..- откликнулся я, неудовлетворённый ответом оратор потянулся к моему рукаву!

На что я ответил уже делом. Увернувшись от суровой длани, но не роняя достоинства, неспешной рысью двинул прочь. Вслед затрусил и капитан! Но быстро запыхался. И, пока оппонент хватал воздух, я, перекрикивая ветер, кратко донёс до него обстоятельства, из коих мотивация моего поступка и проистекла.

И милиционер проникся! Слезы из него я не высек, но подвезти меня капитан предложил. И я, рассудив, что в случае чего… люди живут и в КПЗ, полез добровольно в машину.

Направлялись они в Суходол, от которого до дома было — рукой!.. Работала печка, по инерции ворчал милицейский, поддакивал я. Хотя на случай попытки захвата готов был к десанту и на ходу! Но всё решилось миром, милиционер на прощание даже хохотнул. А вскоре меня в кузов принял зелёненький ГАЗ-66, и уже через пятнадцать минут последовала расплата.

Звякнули о мужественную ладонь водителя монетки, за ними следовал бумажный рубль! Но, подхваченный ветром, вдруг молнией отпрянул! И, пав на снег, стал ожидать дальнейших наших действий.

Реакция была – вернуть: я, крадучись, приблизился! Но рубль был начеку: вновь отлетел! Я – снова: и уже занёс ладонь! Но с тем же результатом. Ускользая, рубль уводил меня всё дальше, в кипящие снегом поля.

Сотрясаемый смехом, корчился у машины водитель. С ужасом, предполагая его сошествие с ума, крутила головой в кабине пассажирка. Стремясь комедию закончить, я просто бросился на дензнак животом! Алча взять его за горло, зашарил под собой! Но рубль из-под меня всё же выдрался, и, избегнув ищущей руки, мгновенно исчез в вышине: навсегда.

Сокрушаясь, вернулся я к машине. Но водитель за увиденное платить был готов уже сам. Проявив щедрость, я решил не брать с него тоже, и мы, довольные друг другом, расстались. ГАЗ-66 умчался, а я, преодолев остававшиеся три километра, вскоре всходил на родное крыльцо.