Что отдал - то твоё

– Володя, допиши, пожалуйста, – Лёвина отложила
ручку и, заправив под белоснежную шапочку выбившуюся прядь, загляделась в окно на больничную часовенку.
– Устали? – посочувствовал севший напротив практикант и пододвинул историю болезни.
– Немного. – Алла Ильинична медленно опустила веки, вспоминая ход операции.
Хорошо, что утром свечку поставила. Это сколько ей, хирургу-атеисту, исполнилось, когда она к Богу пришла? Шестьдесят, не меньше. Убедилась: Господь отвечает на молитву и помогает немощным.

Алла Ильинична открыла глаза. Володя, потирая лоб, что-то быстро записывал в карточку. Да не что-то, а ее десятитысячную операцию. Не пора ли остановиться? А то вон как парень деликатничает: раздобыл где-то стул на колесиках и теперь зазывает ее в операционную с поклоном: «Карета подана!» Да, ноги уже подводят. Но руки! Руки такие, как на скульптуре: крепко держат кристалл жизни.
Она перевела взгляд на замысловатую фигуру, что подпирала справочники в книжном шкафу.
Связь возраста и опыта, такая трагичная на деле, раньше казалась Лёвиной почетной.

Когда-то во Втором Московском меде все студенты рвались ассистировать знаменитому академику Петровскому. А он выбрал именно ее. Может, потому что из-под накрахмаленного колпака у нее не выбивалось ни одной волосинки?
На трахеотомии кровь неожиданно брызнула ей лицо.
– Вот я и окрестил вас в хирурги, Дюймовочка, – усмехнулся академик и добавил серьезно: – Назад дороги не будет.

Зазвонил телефон. Володя вскинул голову.
– Я отвечу. – Лёвина сняла трубку: – Регистратура? Не тараторьте. Без записи? Без направления? Иногородний? Что делать? Приму. Зав ругаться будет? Валите все на меня.

Через минуту дверь распахнулась.
– Лёвина? – вместо приветствия уточнил седовласый мужчина и кивнул в сторону золотых рук на полке: – Видел по телевизору, как вас в Кремле награждали. Помните Степана Рогожина?
– Степку?!
– Я его сын, Иван Степанович, и выполняю последнюю волю отца.
– Последнюю? – растерянно переспросила Алла Ильинична.
– Перед смертью он просил передать вам… – Иван достал из нагрудного кармана фотографию с обломанными краями и положил на стол.
На темном фоне – фигуры двух наездников: в телогрейке и с ружьем – мужская, в полушубке и с санитарной сумкой – женская.
– Ох, это же я и Васильич! – Лёвина бережно взяла в руки фото.
– А вы тут ничего себе, боевая такая, – заметил приподнявшийся с места Володя. – Я бы приударил за вами.
– Приударил Степка, летчик. Я по молодости в санавиации служила. Старшие товарищи не хотели мотаться по командировкам, вот и посылали «дочу» опыта набираться. Оперировала и в поле, и в сарае, и даже на конюшне.
Алла Ильинична задумалась.

В тот раз Степка все кружил-кружил над костром в лесу и вдруг как закричит:
– Волки! Улетаем!
А она ему:
– Приземляйся!
– Сумасшедшая! – крутит он пальцем у виска.
– Какая есть! – показывает она ему язык.
Сели. Степка достал фотоаппарат:
– Сниму на память, пока волки не съели.

Эх, Степка, Степка!

– Отец искал вас, куда-то писал, звонил. Все хотел прощения попросить. – Иван перевернул снимок.
«Не поминай лихом, Алюсик», – прочитала Лёвина.
– Что за лихо?
– Как-то отец услышал, что никто не хочет идти на курсы по проктологии, и пошутил: «Да вы Лёвину пошлите: у нее рост подходящий».
– Так вот кто во всем виноват! – засмеялась Алла Ильинична. – А я-то на начальство обижалась. Молодые были, глупые. Но, – махнула она рукой, – как начала работать спецом, все обиды позабылись. Единственный проктолог на всю область. Ни отпуска, ни личной жизни. Но я ни о чем не жалею.
– Вроде вы ровесница моему отцу. Или я что-то путаю? – засомневался Иван. – Сколько же лет вы работаете?
– Шестьдесят восемь. Да-да, не пугайтесь, свою сотню я уже разменяла.
– Откуда вы силы берете?
– Из народной мудрости, – лукаво прищурилась Левина. – Слышали: что отдал – то твое? Сегодня я оперировала женщину. Теперь ее надо выходить.
Услышав стук, Алла Ильинична подошла к окну.
– А еще на нашей Дюймовочке парализованный племянник и дюжина кошек, своих и дворовых, – тихо сказал Володя.
– Смотрите, воробышки за угощением прилетели, – обрадовалась Лёвина.
– Всех не накормишь, – пожал плечами Иван.
– Но можно попытаться, – возразил Володя.