Одуванчик, или ЧП на уроке пения

1973 год. Школьный актовый зал, куда на урок пения пришёл 7«А», залит ярким апрельским солнцем. Оно неудержимо манит на улицу и настраивает на несерьёзный лад.

А тут ещё Ильин, Зуев и Котов смешат класс.

— В окошко солнце светит, — какая благодать! Мы маленькие дети, — пустите погулять! – дурачатся они, не обращая внимания на прозвеневший звонок и учительницу Марию Андреевну.

За глаза ребята зовут её Одуванчиком – из-за хрупкости фигуры и какой-то бросающейся в глаза незащищённости, а также из-за её причёски — пышной шапочки коротких седых волос, напоминающей головку отцветшего одуванчика.

— Продолжим репетировать песню «Бухенвальдский набат», — с трудом добившись тишины, говорит Одуванчик. — Слова помните?

— Люди мира, на минуту сядьте! – острит Гошка Ильин.

Все смеются. Лишь Одуванчик укоризненно качает головой.

— Серёжа начнёт, потом остальные вступают, — напоминает она. — Спины — прямо, поём в унисон!

— Лучше «кто в лес, кто по дрова»! — парирует неугомонный Гошка.

— Хватит! – сердится Одуванчик и садится за инструмент.

По залу, сначала тихо, потом всё сильнее, разносятся звуки, похожие на звон колоколов. Одуванчик кивает Серёже: начинай!

— Люди мира, на минуту встаньте! – нараспев громко декламирует Сергей.

— Сядьте! Сядьте! – хохочет всё та же троица.

— Ребята, – прервавшись, строго одёргивает их Одуванчик. – Нельзя же так!

Но им всё нипочём: когда Серёжа снова запел первую строку песни, они стали приседать, а при словах «слушайте, слушайте: гудит со всех сторон» — зажимать уши.

Одуванчик от негодования даже вскочила с места! При этом она нечаянно стукнула по клавишам и те, обиженные, ответили ей жалобным стоном.

— Как вы не понимаете?! – воскликнула Одуванчик. — Это же не просто песня! Это…, — она хотела ещё что-то сказать, но, увидев усмешки на лицах «шутников», растерялась, и … выбежала из зала.

Девочки осуждающе «зашипели» на «шутовскую троицу», как метко назвала трёх дружков комсорг класса Таня Новик. Комсоргом Таню избрали единогласно: ребята уважали её за начитанность, неравнодушие, умение помочь каждому.

Но ещё не все в классе были комсомольцами: кто-то не подходил по возрасту, кому-то надо было подтянуть поведение или учёбу.

Сейчас Тане было жаль Одуванчика и стыдно за Ильина и его дружков. А они даже обрадовались!

— В окошко солнце светит! Не жизнь, а благодать! Мы маленькие дети, пошли скорей гулять! — прокричал Ильин, и все трое, смеясь, двинулись к выходу.

У дверей дорогу им перегородили девочки.

— Куда?!!! Извиниться не хотите?!

— Вот ещё! Пошутить нельзя! – скривились те.

Пока они пререкались, вернулась Одуванчик. От внимательной Тани не ускользнули следы слёз на её лице, плохо скрываемые наспех наложенной пудрой.

После уроков, по предложению Тани, в 7«А» состоялось открытое комсомольское собрание. Ребята осудили поведение «шутовской троицы» (особенно досталось Ильину: «Ты же член ВЛКСМ!») и потребовали, чтобы они извинились перед Марией Андреевной.

Наиболее проникновенно говорила Таня. Она отметила, что Ильин, Котов и Зуев не только обидели Одуванчика («Ой, Марию Андреевну!») и, по сути, сорвали урок, но и проявили неуважение к тем, кому все они обязаны жизнью.

— Как можно паясничать, исполняя антифашистскую песню?! – недоумевала она. — Мы же с вами не толстокожие балбесы! Нам же небезразличны те ужасы, которые творили фашисты!

При этих словах голос Тани задрожал, и в её больших карих глазах отразилось неподдельное волнение.

— А мы ведь знали, что Одуванчик тоже была узницей концлагеря! – помолчав, с горечью добавила она.

— Бухенвальда? – уточнил кто-то.

— Нет, Саласпилса. Слышали, у «Поющих гитар»: «Захлебнулся детский крик и растаял, словно эхо…»? Да, какая разница?!

— Одуванчик не любит вспоминать об этом, — предупредила Таня и задумчиво заметила: — Она ещё не старая, а совсем седая. Сколько же ей пришлось пережить!

В классе повисла тишина. Молчала и «шутовская троица».

— Давайте думать, что творим, ладно!? – совсем по-взрослому сказала Таня и села за парту.

После собрания Ильин, Зуев и Котов не побежали, как обычно, галопом из школы, а все вместе пошли в учительскую. Ребята видели, как, не застав там никого, они направились к актовому залу.