Научить Сережу улыбаться

В принадлежащем нашей телестудии русском джипе по прозвищу «серенький козлик» меня уже ждали. Веселый, рыжий водитель Василек что-то громко рассказывал оператору, размахивая сигаретой. Некурящий пожилой Алексей как всегда, молча, слушал, отворачиваясь от дыма.

– Все, мальчики, поехали! – скомандовала я, устраиваясь рядом с камерой на заднем сиденье. – Еще надо представителя из отдела опеки прихватить.

– Леночку?

– Хорошо бы, Леша, чтобы ее послали. Она — умница.

В детском отделении городской больницы, как всегда, стерильно и бедненько. Сегодня героем нашего сюжета будет маленький мальчик. Через неделю Сереже исполнится годик, и за это время его уже три раза чужие люди привозили сюда, в больницу. Не потому что он болел, а потому, что его бросала непутевая мама. Просто уходила, не закрыв дверь, и пропадала на неделю и больше.

Я еще с вечера положила в сумку красный резиновый паровозик, игрушку моих уже взрослых детей. Так и зашла в палату, нервно сжимая ляльку в руке. За мной, как всегда, с камерой на плече идет Алексей. Впереди уверенно шагает Леночка.

Специалист отдела опеки отлично знает свое дело. Держа на руках Сережу, она быстро и четко рассказывает в объектив его недолгую, но такую горькую биографию:

– …родительницу ребенка лишили материнских прав, и теперь он нуждается в новой семье.

Молодец Лена, не назвала эту женщину (да женщину ли?!) мамой. Сережа сосредоточенно смотрит на черную пластиковую коробку с круглым «глазом» и не плачет. Он вообще не плачет. В одиннадцать месяцев малыш уже понял, что плакать бесполезно, некому. Никто не подойдет, не пожалеет.

Нам надо показать мальчика с разных ракурсов, чтобы потенциальные приемные родители имели о нем полное представление. Я сажаю Сереженьку на пеленальный стол и протягиваю ему красный паровоз. Черные глазенки удивленно округляются, кулачок разжимается, крохотные пальчики притрагиваются к игрушке и тут же снова сжимаются у груди. Он боится игрушки! Он ни-ра-зу не видел игрушек. Я сейчас заплачу.

– Леш, меня не снимай.

Алексей меняет ракурс, приседает, заходит с другой стороны, делает проводку, а я уговариваю мальчика взять ляльку. Наконец-то он поверил в безопасность и уже двумя ручками исследует резиновый транспорт, ковыряя колеса, гладя трубу.

Я пытаюсь развеселить мальчика, подкидываю его, тормошу. Ему непривычно на руках, красивые тонкие брови сдвигаются и поднимаются домиком, уголки губ уже не опущены вниз полумесяцем, но и не улыбаются. Он не умеет улыбаться. Сердце мое сжимается от ненависти к той, кто такое сделал с ребенком.

Уже подъезжая к телестудии я, чуть успокоившись, выдыхаю:

– Убивать таких тварей надо!

– Не, кастрировать, – отвечает мне, тоже молчавший всю дорогу оператор.

Через неделю позвонила Леночка и радостно прокричала в трубку:

– Нашлись! Нашлись! Приемные родители Сереже нашлись! Увидели ваш сюжет по телевизору и приехали к нам. Сейчас документы оформляют, а мальчика уже забрали негласно. Хорошая семья, по тридцать пять лет обоим. Спасибо вам…

Господи! Хорошо-то как!