Фанасенька

Бабушку свою, с необычным именем Фанасенька (полное имя её было Афанасия, так её нарекли в церкви), я помню отчётливо.

Рано потеряв мужа (сгинул где-то в чужих краях в Гражданскую войну), она одна вырастила четырех сыновей и двух дочерей в те жестокие годы.

Две страшных войны, два ужасных голода оставили неизгладимый отпечаток в её сознании. Неистребимая привычка запасать на «чёрный день» продукты к старости стала навязчивой манией. Бабушка пыталась прятать всё, что представляло какую-либо ценность, куда-нибудь в укромное место, о котором, естественно, тут же забывала.

Помню, как мама, обнаружив очередной схрон, с протухшими яйцами и сгнившими яблоками, запрятанными где-нибудь в соломенной стрехе, или за печкой, начинала сердито выговаривать бабушке:

-Мама, ты, что голодная что ли, что продукты повсюду прячешь?

Бабушка, выслушав её, обижалась, и тут же переходила в наступление:

-Ты, Маня, ещё жизни настоящей не испытала. Мала ещё меня учить.

Случай, о котором я хочу рассказать, запомнился мне на всю жизнь. Мама наша тогда носила под сердцем четвёртого ребёнка. Рожать отец отвёз её в райцентр. Когда пришло время забирать их из больницы, он, в честь такого важного события, зарезал поросёнка и, захватив тулуп, на санях отправился за роженицей.

Баба Фанасенька взялась стряпать. В большом чугуне она поставила тушить картошку с мясом, а ещё решила сделать своей снохе приятный сюрприз: затеяла печь пышки. Уже с раннего утра, чуть ли не докрасна натопила печь, приготовила тесто, налепила пышек и в огромной сковородке поставила их в жар. Когда она снимала первую партию пахучих румяных пышек, мы окружили её в предвкушении отведать хотя бы по одной пышечке с пылку. Однако бабушка строго-настрого запретила их брать, говоря:

— Вот сейчас мамку вашу с братиком Терёша привезёт, мы и отведаем их вдоволь! Потерпите, ещё немножко осталось.

Наконец, за окном послышалось конское ржанье, и весёлый голос отца:

— Встречайте пополнение!

Мы, раздетые, горохом высыпали на улицу. Отец бережно принял у мамы сверток, а мы бросились к ней. Мама сгребла нас в охапку и поочерёдно целовала куда попадя: в глаза, в щёки, в макушку.

Когда она из сеней открыла дверь и вошла в дом, то остановилась, как вкопанная, втянула носом воздух, внимательно посмотрела на выступ над верхней частью печки, лицо её побледнело, как снег. Она медленно стала сползать на порог. Отец, передав сверток с ребёнком старшей из нас сестрёнке Тане, подлетел к маме и, ухватив под мышки, поднял её с пола. Мы все просто остолбенели от увиденного, и ничегошеньки не понимали. Все смотрели на маму. Наконец, она, придя в себя, медленно повернулась к бабушке и дрожащим голосом спросила у неё:

— Мама ты детей уже пышками угощала?

Бабушка удивлённо взглянула на неё и с достоинством, мол, тоже не лыком шиты, удовлетворённо поджала губы:

— Нет, конечно, мы тебя ждали, сюрприз хотели сделать.

Видно было, как у мамы, прямо на глазах с лица спадала восковая бледность, появился даже лёгкий румянец на щеках.

— Терёша, Христа ради, собери и выкинь пышки. Мама вместо соды дуста в тесто насыпала. Вон он там, в серенькой пачке сверху на печке стоял. Тут-то всем стал понятен странный запах, который стоял в избе, перебивая тот неповторимый дух свежеиспечённых пышек.

А старенькая бабушка Фанасенька с обидой наблюдала, как её любимый сын, Терентий, собирал и заворачивал в скатерть пахучие румяные пышки, затем вынес их на улицу, видимо, чтобы выбросить. Бабушка, похоже, так и не поняла, в чём же она так провинилась перед своей капризной сношненькой, которая не только не оценила её искренней попытки сделать ей удовольствие, но и пренебрегла её праздничным угощением.

Слава Богу, что тушёная в чугуне свинина с картошкой избежали подобной участи Мы все сидели за столом и наяривали ложками так, что треск стоял за ушами. Рядом, на кровати, помолодевшая мама кормила грудью братика Вовку, названного в честь одного из маминых братьев. Таков был у нас в деревне обычай называть своих детей именами близких родственников.