Стрелок.

— Не стреляй, сынок! – Гана повторяла эти слова, словно заклятие.

— Чего к мальцу прицепилась, — вступился за Сашко отец, – он ведь по банкам лупит. Метко у него выходит! Тот ещё стрелок!

И пошло время.

В школе Сашко учился плохо, тяжело давалась ему грамота. Зато на переменках, когда шёл он с ребятами во двор соревноваться в меткости, равных ему не было. Однажды, после уроков, физрук подозвал Сашко к себе:

— Давно за тобой наблюдаю. Пора тебе стрелять учиться в тире. Хочешь попробовать?

— Я… — у Сашко сбилось дыхание от волнения, но он совладал с собой и уже в тире показал всё, на что способен. Лишь первая пуля легла в молоко, остальные пристроились недалеко друг от друга в самом центре мишени.

— Готовься к соревнованиям, – сказал тренер.

— Да, — радостно кивнул Сашко.

Время побежало дальше.

Грамоты, кубки, медали постепенно заполняли его комнату. Тренировки сменяли одна другую: стрельба, изготовка, стрельба… Даже во сне не было покоя стрелку. Не раз наблюдала Гана, как спускает курок рука спящего сына.

— Не стреляй, сынок! – не уставала она повторять, но Сашко только улыбался ей в ответ:

— Всё будет хорошо, мама. Буду знаменитым и богатым, вот заживём. Уедем куда-нибудь в Альпы. Отец с Дрюнькой, глядишь, из забоя вылезут, а то сидят там как кроты. И родину свою прославлю…

— Жениться тебе надо, — вздыхала Гана. – Жизнь налаживать.

— Рано ещё, — сопротивлялся Сашко. – Тренер мне так говорит: «Чтобы пуля легла в цель, надо отключить сердце. Иначе будет погано». А жену, её как раз сердцем любить надо.

Но видимо материнские слова попали в «яблочко», женился Сашко на красавице Олене. Свадьбу сыграли знатную, поселились молодые в собственном доме в Чернигове. Не успел медовый месяц закончится, как вызвали Сашко на сборы. И снова взяли его в оборот бесчисленные тренировки и соревнования. Он не жаловался, потому что каждый раз, достигнув цели, под звуки гимна он клал руку на сердце и думал: «Славься Родина!»

Но однажды время остановилось.

Сашко начал мазать. «Пташки, вылетевшие из гнезда» летели мимо мишеней.

— Тебе надо успокоиться, подумать. Устал ты, Сашко! В таком виде тебе вход в сборную закрыт, — сказал тренер после одной из тренировок.

Дома его встретила Олена, заглянула мужу в глаза:

— Всё наладиться, ты ведь лучший!

— Ага, — согласился Сашко и затаился в себе до лучших дней.

Стоявшее до поры время, очнулось и закрутилось, образуя воронку. Полетели коктейли Молотова, чёрной гарью укрыли небо чадящие покрышки. На юго-востоке выросло сопротивление. Началась мобилизация.

— Что за праздник? – Олена буравила взглядом пьяного мужа.

— Вот! – Сашко взял в руки винтовку. – Шанс к славе! Мобилизовали меня, гребу к родственничкам.

— Как они там? – поинтересовалась Олена.

— Идейные. Под сепаратов легли, колорады они теперь. Я звонил, — он безнадёжно махнул рукой. – Я им про европейское будущее, а они мне про русское прошлое. Дрюнька с батей в ополчение записались, так что может ещё и встретимся.

Родная земля встретила Сашко утренней прохладой. Трава по пояс обещала надёжно прикрыть своего сына. Дождь, прошедший накануне, смыл пыль с листвы и с дороги, очистил воздух.

Сашко пристроился у обочины, напарник Генка влез на берёзу, прихватив с собой бинокль. Затаились. Время тянулось бесконечно долго и вдруг оборвалось…

— Движуха пошла. Давай, Саня, покажи мастерство!

Сашко взял «на изготовку». Сквозь мушку прицела он увидел худощавую фигуру в камуфляже. Не успел разглядеть лица, но оно показалось ему до боли родным. «Стоп!» — скомандовал Сашко сам себе. Словно по отмашке тренера «выключил сердце» и выстрелил. За спиной тут же раздался смешок Генки:

— Спёкся ватник. Саня, братуха, классно ты его снял! Теперь ты не стрелок, ты снайпер!

Сашко отошёл в сторону, лёг навзничь на траву и уставился в небо. Липкий животный страх сковал тело, к горлу подкатила тошнота. Словно по волшебству над ним разошлись облака, и он явственно увидел недовольное лицо отца. Сашко крепко зажмурил глаза и как молитву начал повторять: «Слава Украине, героям слава!»  

Небо затянули облака. В предрассветной тишине громко куковала кукушка, отсчитывая чьё-то земное время. И летел над округой плач Ганы:

— Не стреляй, сынок!