Цветы
Вот и пришла осень, вместе с серыми облаками в небе и мутными лужами на асфальте, захлестнувшая душу давно забытой за время летних месяцев грустью.
— Хлеба купил! – едва переступив порог, услышал он голос жены, будто гранатой разорвавший тишину первого по-настоящему осеннего хмурого вечера.
Витёк застыл у дверей. Утром перед её поручением он долго искал свои полуботинки и носки, часто бросаемые им посреди комнаты, а в этот раз умышленно спрятанные Наташей, пытавшейся все семь лет совместной супружеской жизни приучить его поддерживать порядок в их однокомнатной квартире. Из-за чего, похоже, и пропустил мимо ушей просьбу жены.
Он развел руками:
— За-был…
— За-б-ыл, — передразнила она, подчеркивая несостоятельность всех его оправданий.
— Я сейчас сбегаю. Куплю, — засуетился Витёк, сбросил обувь в прихожей, проскочил в спальню, машинально запустил руку за сложенное — в прикроватной тумбочке нижнее бельё и достал заначку. Он сунул деньги в карман и вернулся.
— Что носишься, туда-сюда, туда-сюда? – поморщилась Наташа.
— Да — я, — соображая, что ответить, попытался скоротать время Витёк.
— Документы не взял, — нашёлся он.
Наташа отвернулась от него, как от надоедливой букашки.
Витёк выскочил во двор и, постояв несколько мгновений под вечерним небом, с облегчением вздохнул: «Пронесло».
Дождичек прекратился. Улица тёмным сырым и длинным коридором вывела его к центру города. Он подошёл к бабульке, торговавшей на углу хризантемами и протянул деньги за букетик: представляя, как подобреет Наташа, принимая цветы, чмокнет его в щёку, а он, считая это внимание к себе пустяком, пробормочет: «Да ладно тебе…».
Витёк приблизился к кафе с толстыми запылёнными окнами, взбежал по зашарпанным ступенькам. Хлеб в этот час продавался только там. У огромного во весь зал окна он заметил девушку с тёмными, вьющимися до самых плеч волосами. Она кокетливо, двумя пальчиками, держала чашечку с кофе и время от времени подносила её к полным губкам.
Предстала она перед ним прекрасной и таинственной незнакомкой, как первая звезда в пустынном вечернем небе, и стала такой желанной, а глаза большие и манящие всё смотрели с выражением тайны глубокого речного омута.
У стойки он протянул деньги, но вместо хлеба попросил водки и закуски. Через минуту Витёк уже сидел напротив незнакомки и подливал ей из пузатенького графинчика.
Он повторил заказ и огляделся по сторонам. Немногие посетители, что скучали вокруг, когда он вошёл в кафе, уже покинули заведение. В полумраке они остались вдвоём и, слово за слово разговорились о бренности земного существования. Девушка поведала о своей неудачно складывавшейся жизни. Как Витёк мог её не понять! Ему, тонкому психологу, считавшему себя, как и все нормальные люди, умнее и талантливее других, было все так близко, как близко бывают захлопывавшиеся перед самым носом двери того же троллейбуса.
— Для меня всё в прошлом, я так устала от всего, — жеманно поводя плечами, говорила девушка. — Вот вы, наверное, многого добьётесь в жизни, — и она с плохо скрываемой завистью, заглянула ему прямо в глаза.
Самолюбие Витька всколыхнулось, побродило по лабиринтам тела и опустилось на стул. Он захмелел и расчувствовался, подарил ей букетик и, заказал ещё водки.
Из кафе они вышли вместе и запетляли путниками в затерянном потустороннем мире, проходя мимо заброшенных уборных, деревянных сараев и прочих уличных строений. Летел Витёк в тёмном ночном небе навстречу другим планетам.
У него чуть-чуть просветлело в голове, когда в одном из дворов возле угольной кучи выросли очертания плечистых инопланетян, но, получив удар железным ломиком по голове, просветление сменилось розоватым туманом.
Вспомнил себя Витёк, когда брёл к дому в одних носках, без кожаной куртки, часов и копейки денег в карманах.
В ванну он залез прямо в остатках одежды. Изумрудно-зеленого цвета вода после его погружения превратилась в чёрную болотистую жижу.
Витёк плохо соображал, что отвечает Наташе, а та, может быть впервые за последние годы совместной жизни, спрашивала, не так, как это часто бывало в последнее время — громко и резко, а участливо вопрошала откуда-то издалека тихим и испуганным голосом.