Простите меня, пожалуйста.

Крупные снежные хлопья падали на электронные часы, сигнализирующие о наступлении десяти часов вечера, яркими алыми цифрами. Алексей прошёл мимо, и не мог заметить, как вслед за ним, на табло появилась надпись «-27^оC». Завернув за угол ближайшего дома, мужчина попал в типичный советский двор, состоящий из нескольких пятиэтажек. Ещё пара шагов семенящей походкой, и вот он уже стоит под тенью накренившегося металлического карниза. В окружающую тишину ворвался писк домофона.

Приятный хруст под ногами сменился стуком о бетонные ступеньки. Вокруг – стены с потрескавшейся зелёной краской и посеревший потолок. Миновав два пролёта, Лёша остановился возле квартиры с номером «47». Несколько секунд поиска ключей среди карманной мелочи, два поворота вправо и металлический щелчок опущенной дверной ручки.

В узкую прихожую проник свет тусклой подъездной лампочки. Из мрака гостевой комнаты донёсся еле слышимый звук прыжка. Захлопнув за собой, Алексей по наитию нашёл выключатель. Внутри пыльного абажура произошла яркая вспышка. Слегка наклонившись, Лёша встретился взглядом с хозяйкой квартиры.

— Привет Мурлыка, – на лице мужчины образовалась искренняя улыбка, в то время как пара кошачьих глаз смотрела на него с возбуждённым предвкушением.

— Сейчас, сейчас, – скинув ботинки и бросив куртку на старую швейную машинку, Лёша прошёл на кухню, тесную даже для одного. Узкая дорожка вела к подоконнику. Слева, уходящий вглубь стены душ, раковина, навесной шкафчик и газовая плита. А справа – пара табуретов, высокий холодильник и притаившийся за ним миниатюрный стол. Поставив на его поверхность сумку, Алексей достал упаковку молока и наполнил пустую миску.

Пока он выкладывал варёную рыбу из пластикового контейнера, за окном проехала машина. Отблеск света фар упал на стену, и «прошёлся» по календарю, за 2015-й год, с несколькими обведёнными датами и надписями, синей шариковой ручкой.

Кошка внимательно наблюдала за движениями Алексея, и получив желаемое, склонилась над блюдцем. Поправив сгорбившийся пакет сухого корма, с прорезью в боку, Лёша прошёл в комнату и сел посередине углового дивана. Подушка, лежащая на краю, ещё сохраняла форму и тепло пушистого тела.

— Привет мам, привет пап, – по коже его рук мелкой дробью пробежали мурашки. Белое сияние уличного фонаря мягко ложилось на тумбу, где кроме телевизора и пустой вазы, стояли два портрета в рамках.

Родные лица, добрые глаза, чуть приподнятые в улыбке уголки губ. Подсознательно, он каждый раз ждал приветствия в ответ, и опускал взгляд, когда окружавшая тишина оставалась не тронутой. За прошедшие полтора года, Лёша сумел свыкнуться. Старался загружать себя мыслями о работе и семейными заботами, когда переступал порог этой квартиры. Делал визиты очень короткими, и редко заходил в комнату, где всё так и оставалось на своих местах.

Но сегодня, то ли утренний скандал с Леной, или разгром от начальника отдела, расшатали его, оставив наедине с чувством стыда и беспомощности. Сейчас, Лёше меньше всего хотелось, чтобы кто-то видел его лицо. Раскрасневшееся, с бугристым подбородком и солоноватыми слезами, скатывающимися по щекам. Особенно жена и трёхлетний сын, который вновь уснул, не дождавшись папы, на другом конце города.

Однако в эти минуты, он думал не о них. Внутренний голос повторял слово «предатель», а вслед за раскаянием, накатила тоска, вперемешку с картинами прошлого. Звёздное деревенское небо, сильные руки отца, запах маминой шарлотки, первое сентября, подобранный кутёнок, выпускной, Чёрное море.

А затем… институт, первая компания «корешей», алкоголь, ночёвки у друзей, ссоры, упрёки. И в конце – работа, своя семья, ипотека, гордость, халтурки по выходным. Он жалел, что многое им не сказал, за многое не извинился, редко привозил внука.

— Простите меня, пожалуйста. – Лёша плакал и прижимал к себе кошку. Тот последний, мурлычущий осколок, потерянного им мира. А ещё он понимал, что однажды, на щелчок дверной ручки, и она не выйдет встречать его, из темноты гостиной.