Птичка Божия

Пётр Иванович не находил себе места от тоски и печали. Полгода как отошла в мир иной его Нюра. Остался он в доме совсем один. Правда, дети жили неподалёку: в райцентре. Но у каждого свои заботы.

Как и все в его краю, Пётр Иванович верил, что на могилки прилетают души умерших в виде птичек. И он, первым делом, на кладбище повесил кормушку на столб, вкопанный рядом с крестом. Каждый день старик носил на кладбище зёрнышки, чтобы жена не думала, что он её забыл….

Да разве можно забыть счастливые дни вместе с нею, единственной! Забыть, как он, дважды горевший танке, переживший все ужасы и тяготы великой войны, поседевший, вернулся в свою деревню? Его-то родная мать едва узнала! Что говорить об остальных! Отворачивались при виде его, не поднимали глаз при разговоре. Не то, что брезговали, а так…. Не хотели, наверное, смотреть на его уродство…. А Нюра полюбила его. Как будто ослепла – видела только его душу. Эта память всегда с ним….

Ветерану шёл девятый десяток. Силы угасали, но он кое-как управлялся по дому, ходил в ларёк за хлебом и молоком. Но пусто было в доме и в душе.

Ему предлагали в помощь соцработника, но старик отказался: не мог представить, что какая-то чужая женщина будет находиться вместо Нюры в их доме.

Пётр Иванович жил от встречи до встречи с детьми, которые приезжали к нему каждую неделю по расписанию, привозили продукты, лекарства, делали трудную работу.

Приближалась Пасха – святой день. Первый раз без Нюры….

В страстную пятницу Пётр Иванович красил яйца луковой шелухой, когда позвонил младший сын и сказал, что на Пасху они не приедут – дела.

Пётр Иванович положил на видное место старенький сотовый телефон. В нём двадцать имён. Нажмёшь на кнопочку и услышишь родной голос.

В субботу позвонил старший сын и сообщил, что они тоже не приедут – авария на фабрике. И Гриши, среднего, с семьёй не будет: он в поездке, а дети на Пасху пойдут к его тёще.

– Ну, ничего, ничего, – шептал дед Пётр, – Катюшка уж обязательно приедет. Раз не позвонила, приедет!

Наступило Христово воскресенье.

Пётр Иванович вытащил из комода пожелтевшую праздничную скатерть, ещё из приданого Нюры, накрыл ею стол, выставив на него нехитрые свои заедки и оставшуюся с поминок бутылку красного вина – и стал ждать….

Он с утра ничего не ел – после Великого Поста надо было разговеться свячёным яичком или куличом. Катюшка должна привезти.

Старик сначала выглядывал в окошко, потом вышел во двор, за калитку…. Никого……

Солнце уже было в зените, когда Пётр Иванович, захватив зёрнышек, отправился на кладбище. Могилка жены была им убрана ещё неделю назад и уже покрылась нежной муравой. Пели птицы. На берёзке распускались нежные листочки.

Он перекрестился.

– Христос воскресе, Нюрочка! – поцеловал некрашеный деревянный крест и положил на холмик два яйца и горстку карамели в ярких бумажках. Высыпал в кормушку зёрна, улыбнувшись налетевшим синичкам.

Вздохнул:

– Всё…. Жизнь закончена. Никому, родная, я не нужен: ни детям, ни внукам-правнукам. Что зря землю топтать?

Он опустился на колени перед могилкой на молодую зелёную травку, ласково погладил холмик шершавой натруженной рукой и прошептал сокровенное:

– Знаешь, Нюра, как ты ушла, мне будто кто душу вынул. Она там? С тобой? Ну, и я скоро приду. Недолго ждать уже….

Ему показалось, что жена его слышит.

Поцеловав крест на прощанье, старик тяжело вздохнул и побрёл в деревню. Придя в свой двор, он не стал заходить в дом, а направился в сарай. Там у него лежала оставшаяся со времён большого хозяйства верёвка….

На другой день соседка обнаружила тело ветерана и позвонила детям. Они тут же приехали.

Похоронили старика на кладбище, рядом с женой, но отпевать самоубийцу батюшка отказался. Так и закопали его без Божьего слова.

Катерина пошла в церковь, чтобы заказать Сорокоуст, но священник, знавший, как и все в районе о происшествии, велел ей покинуть храм.

Катерина молилась об отце дома и всё больше понимала, что вина лежит именно на ней. Нельзя было оставлять старика наедине с его горем, нельзя…. Непоправимая ошибка.

Она поехала на кладбище на родные могилы. Одна синичка, поклевав зёрнышек, села на её плечо.

– Отец! Прости нас! – прошептала Катерина.