"Цыганочка"

Чернобылец имел «почтенный стаж»: свинцово-пепельное волосы плешинами высвечивались на маленькой голове, лицо отливало оттенком гнилого мандарина, сгорбившаяся осанка клонила к земле сухопарое тело. Если бы не его проворная, звонкоголосая жена, трудно пришлось бы Ивану. Поджарая, легкая на ногу, развеселая жена его приглянулась не только женщинам, но и мужчинам. За смоляную косу и бойкий нрав прозвали ее «Цыганочкой». Забористости добавляло ей вино, которое они с Чернобыльцем употребляли вместо воды. Жили они дружно и весело, пока однажды в бессловесную октябрьскую ночь в старенькую дверь, обитую фанерой, не раздался настойчивый стук. Это был тридцатилетний сын Ивана. Его солидные наколки и внушительные татуировки сразу сбили задор сожительницы отца. Стал замечать Чернобылец за сыном развязное поведение в отношении Цыганочки. Синяки и ссадины на теле сожительницы не давали покоя Ивану, но дать отпор сыну он не мог ни морально, ни физически.

В новогодние праздники семья гудела громко и широко, ни на минуту не позволяя себе выйти из эйфорического состояния. В один из таких вечеров Чернобылец лежал посреди кухни на голом полу. Вдруг в холодных сенях он услышал возню, стук и крики. Когда открыл дверь, то увидел зрелище, о котором давно догадывался. «Убей его, Ваня!» — визжала Цыганочка. Чернобылец увидел топор, стоявший в углу и служивший для отбивания пристывшей в морозы двери. Пока сын второпях надевал штаны, отец нанес ему тупой удар в затылок. Добивали вместе, жестоко и цинично, точно разъяренные хищники. Обессиленные, едва спрятали тело в парнике ограды и немного присыпали снегом. Наутро пошел снежок, пушистые хлопья осторожно прикрывали труп. Пили еще неделю, отчаянно заглушая страх. На девятый день проснулась тупо и неумело спрятанная совесть. Рассказал убийца, что пьет сегодня за помин души сына своего, женщине, торгующей подпольной водкой. Чернобылец пережил сына без малого на месяц.

Село долго не могло выйти из состояния болевого шока: болела душа, болело сознание. Потом жители немного успокоились и забыли про существование Цыганочки. Не стала она совсем показываться на глаза людям. Жила себе в своей одноглазой хижине, топила хворостом печурку, да получала пособие, которое пропивала не сразу, растягивая удовольствие. На еду средства уже никак не выкраивались. Потом пила в долг.

Морозы отступили, и в конце февраля завыли колючие лохматые бураны. В одном из окон деревенского дома рано загорелся свет. Мать собирала в школу сына-первоклассника. Буран к утру успокоился, и мать не пошла провожать его до автобусной остановки. Седые сумерки еще не пытались отступать, и мальчишка, выйдя за калитку, попытался включить фонарик. Вдруг он увидел на обочине тусклый неуверенный свет, пробивавшийся от земли. Подойдя ближе, школьник разглядел куртку, припорошенную снегом. Он нагнулся, чтобы поднять вещь, но вдруг резко отскочил. Это был человек, крепко сжимавший в руках фонарик. Мальчишка во весь дух мчался к автобусной остановке, плюхнулся на сиденье и стучал зубами. Страх сковал его. Только вбежав в класс, при виде учителя он мог выдохнуть: «Я Цыганочку нашел! Мертвую!»