Сон
Из окна моей трехэтажки в ясную погоду виден тонкий хвостик залива, где скользят сулящие беззаботное наслаждение яхты. По вечерам им на смену заступает маяк и настойчивым подмигиванием манит на тот берег: «Лети сюда, детка! Здесь ты найдешь свое счастье! Свой покой!» Да-да, я хочу туда! Всего один шаг из окна… каких-то десять километров над водой… И исчезнет это постоянное, непонятное чувство «не своей жизни», уйдут мучительные воспоминания чужой души, сжатые пленом моего разума.
— Давай! — подталкивает подсознание, — лети! Лети к своему счастью. Всего-то десять километров…
Я осторожно соскальзываю с подоконника: от страха сердце — где-то в горле. Лечу, готовясь, увидеть кровавую лепёшку на асфальте. Но, нет! Это полёт, действительно, полёт! Без самолёта, без метлы! Взмываю в ночное небо, кружусь над родным домом и вдруг резко пикирую вниз… на огромную подводную лодку, втиснувшуюся, аккурат, между подъездами. Субмарина высится до второго этажа: страшная, безмолвная, но притягательная… до потного ужаса. Хочу дотронуться до неё. Чувствую пальцем мощное, непробиваемое… Жуть! Ба-бах!
— Что это?!
— Дождалась!- недовольно фыркает невидимое внутри меня.- Война! И чего ты застряла здесь, не полетела к счастью? Теперь разгребайся сама!
— Не бросай меня!- кричу сквозь взрывы.- Я ничего не знаю! Я боюсь! С кем воюем?!
Вместо ответа я выползаю из окопа в матросском бушлате, с гранатой в руке. Вокруг неразбериха: горящие развалины, танки, убитые люди. Куда бросать гранату? Кто-то кричит об отступлении. Ползу обратно, меня подхватывают чьи-то руки. Оборачиваюсь – немцы! Вернее, один. Форма серая – пехота. Расхристанный, без ремня, ворот расстегнут, в руке дымящийся автомат. Молодой ещё парень, но лицо решительное, упрямое. Он, запыхавшийся, берёт меня за плечи, быстро говорит что-то на своём языке, кашляет, глотает слова. Но я понимаю… Понимаю, что неимоверно люблю этого парня! Люблю его светлые волосы, его шею в вороте мундира. Мне кажется, я помню, как прижималась к ней когда-то губами: к прохладной, тонкой коже. А он всё говорит и говорит:
— Марен, родная! Большая удача, что мы встретились! Умоляю, выживи ради нашего малыша!
Тут же чувствую у себя огромный детоносный живот. Я обхватываю этот шар и беспомощно, по-рыбьи, шевелю губами:
— Люблю тебя, люблю тебя… Карстен…
Прижав меня к себе, он тут же отстраняется:
— Не плачь! Мы будем вместе! Вместе навсегда!
И я ещё какое-то время вижу его, бегущего, стреляющего в кого- то… В кого? В моих собратьев… И я понимаю, как это ужасно, как это чудовищно… Но кто я — я уже не понимаю… Лишь чувствую, что люблю его и знаю, что он не вернется…
— Нет, ты прикинь!- восторженно делился эмоциями родственник, к которому я, неделю спустя, пришла на юбилей. Он жил в частном секторе, недалеко от меня. – Я ж здесь сорок лет обитаю. А они тут… под ногами! Мы ж по ним каждый день… туда-сюда… Решил я, короче, крыльцо поменять. Расковырял всё, раскопал, а они — неглубоко… Метра не будет… Лежат трое… Форма – серая… Два штык-ножа, крест наградной! Нет, ты, прикинь, я по лесам в своё время трофейничал – ничего! А здесь… Под ногами! Да, у одного ещё колечко. Так… Ничего особенного… Но золотое! С буквами К. и М. и надпись… Э-э-э, фэр..., фор…
— «Фюр иммер цузаммен»,- подсказываю обречённо.- «Вместе навсегда».
— Ты откуда знаешь?!- удивился родственник.
— Обычная надпись на обручальных колечках.- Отвечаю спокойно, но чувствую, как метнулось во мне смутное, болезненное «дежа-вю». — Куда ты всё это дел? — спрашиваю деланно равнодушно.
— Так сбыл уже, любителям. Мне этого не надо.
— А их? Ну, останки?
— Вон там, на пустыре закопал. Что я нелюдь, что ли?- сделал он благочестивое лицо.- Ну, хорош, болтать! Банкет стынет. Пошли!
Зачем? Для чего мне вся эта эзотерика? Ведь я не верю ни в загробный мир, ни в переселение душ! Но все же в каких мирах шляется эта проныра — наше подсознание, пока мы активно пользуемся разумом? Для чего оно так подло, порой, играет с нами, подсовывая во сне загадки, ответы на которые человек не в силах разгадать, и попытки их решить, порой, сводятся к желанию… шагнуть из окна, чтобы, наконец, отыскать, свою душу. Или, хотя бы, обрести покой.