Главная мысль произведения

Наталья Караева

Главная
мысль произведения

Жизнь истончалась. Вместе с ней уходила
привычная для меня я. Восстановить с ней связь получалось только через память.
Старые воспоминания неторопливо скользили по новому кругу, возвращая картины прошедшей
жизни. Память — последнее пристанище — сводила всё к унынию. С ужасом осознавая,
что медленно погружаюсь в состояние опустошенности, я растерялась.

«Хорошо
быть глупой — не забиваешь себе голову», — сказала Татьяна Николаевна – одна из
моих двух близких подруг, по поводу размышлений о том, что в жизни наступает
время, когда нужно с достоинством перевернуть новую страницу. Татьяна Николаевна
уже несколько лет как перевернула свою, то есть с отчаянным достоинством вышла
на пенсию.

Через год после Татьяны Николаевны и я,
как парашютист в люк самолёта, шагнула в бездну заслуженного отдыха. И вот
ломаю голову над мыслью: " Кто я и зачем?" Следом, естественно,
возник новый вопрос: а что делать?

В моей жизни, где ещё недавно была школа,
зияла пустота. Больно.

«Чувствуй
себя счастливой и свободной — ты заслужила», — звонит из другой страны Анечка,
много лет бывшая мне соседкой и подругой. Анечка тоже педагог, но дошкольного
образования, — отсюда привычка выражаться высоким штилем. Профессиональные
издержки.

А я и так чувствую себя маленьким островом,
никем не захваченным, никем не открытым. Островом, который сам по себе в
океане. Свобода и счастье, какое условное соотношение.

В прошлую субботу видела на базаре
математика Ивана Ивановича, тоже пенсионера, с потрёпанной сумкой, жалкого и
скукожившегося. Одиночество и старость — тяжёлая ноша.

— Совсем
как у Дарвина – естественный отбор, — прокомментировала Татьяна Николаевна. –
Слабенькие да одинокие, такие как я, – в осадок.

В ответ качаю головой — не всякая
сильная переживёт сына-наркомана.

А наш Андрюша погиб, когда муж уже спился и
уехал в родную деревню. Остались мы с Юлькой одни, пришибленные и отупевшие.

Вспоминаю,
как Юлька звала среди ночи испуганным шёпотом: «Мама, мамочка» — боялась
пустоты под кроватью. Вспоминаю, и сердце разрывается: «Юля, доча моя, как ты
там, в чужом городе?»

Вечерами гуляем с Татьяной Николаевной
по тем же улицам, что и много лет назад. Часто молчим. Как-то поднакопилось
тем, которые хочется обойти молчанием. Изменившаяся реальность как заусениц -
старайся не старайся — обязательно заденешь.

С утра,
как наказание за грехи, льёт дождь.

Лежу,
подбив подушку, и вспоминаю. Память-скульптор отсекает всё лишнее, оставляя
значимое и сущее. Жизнь как одно полотно.

Как случилось, что важными в мой жизни стали проблемы чужих детей? Стало менее важным
своё. Может поэтому, Юлька сегодня так легко обходится без меня?

Мы
оказались заложниками жизни, выбранной нами однажды. Я поняла это годы спустя.

Вспомнила, как пришли мы с Танюхой после педучилища
в нашу первую школу в старом районе города. Девчонки со строгими лицами. Молодость
– это когда знаешь, что хочешь. А старость оказалась тем горьким временем,
когда осознаёшь, что ты имеешь то, что имеешь, а совсем не то, что хотел, да и
хотел, оказывается, совсем не то, что тебе действительно нужно. Примерно так.
Из моей жизни вынули смысл. Как сказала бы наша филолог: главную мысль
произведения выразили слабо.

Открыла
блокнот – давний подарок пятиклашек – белый лист, бледно-голубая клеточка.
Красивый.

«У моей первой школы огромные чистые
окна», — вспомнила я и написала о молодой учительнице, похожей на ту, которую «нагрузили
моими часами». Писала всю ночь. Перед утром уснула спокойно и крепко. Наверное,
это и есть счастье созидания. Или воссоединения?

Проснулась,
отдёрнула штору. Осенние листья в белой раме окна медленно летели чуть
наискосок на фоне серо-голубого неба.

Перечитывала, исправляла. А через время
решилась отнести в городскую газету. В редакции встретила Лию Шувалову — когда-то
мою ученицу, она-то и завела меня к седому, с больным лицом Михаилу Яковлевичу
— заместителю редактора.

Рассказ мой напечатали. Первым позвонил
Иван Иванович. Звонили весь день. Спрашивали, как дела. Вспоминали школу,
детей, своих и чужих.

Вечером пришла Татьяна Николаевна. Мы с
ней всплакнули легко и грустно.