Учитель в моей жизни

Учитель в школе учит нас

Уму и знанию сейчас,

Чтобы и мы смогли потом

Своим и сердцем, и умом,

Когда-нибудь, кого-нибудь

На истинный наставить путь.

Сколько всего говорится о преемственности поколений. И о важности, даже, в некотором смысле, незабвенности первого учителя. У меня было не так. Первая учительница оставила единственный след в памяти: шлепок снятой туфлей ( тоненькой и блестящей) по спине одноклассника, который сотворил из школьной тетради самолетик.

Затем 5-й класс, сложная психологическая перестройка, где уже нет единого руководящего центра, а есть калейдоскоп сменяющихся лиц, череда разноголосых: «Добрый день. Садитесь!».

Знакомство с классной руководительницей. Под ее буравящим взглядом постоянно ощущаешь вину. А потом…разговор в медицинском кабинете, почему родители вовремя не купили мне зимнюю куртку. И боль, чувство унижения, все двенадцатки(высший балл по украинской системе оценивания) не имеют смысла.

Видимо, классной руководительнице захотелось похвастать, что она зорчее всех социальных служб мира. Рассказала преподавательнице украинского, при мне, шепотом, но желающим прорваться к чужому уху.

А та ей: «Надо было с родителями поговорить. Зачем Вы ребенка обидели? Я не хочу об этом слышать!»

И ликоване! Кто-то сильный на моей стороне.

Первым моим учителем, а главное, воспитателем, был дедушка. Он умер слишком рано, хоть и данное клише применимо к любой смерти. Но, прежде чем поступить так или иначе, я до сих пор задаюсь вопросом, как бы отреагировал он, одобрил бы или же нет. Учил читать меня и любить мир он с помощью писем, которые я находила в самодельном почтовом ящике, где он рассказывал о мире, недоступном мне, но таком дружелюбном, чистом, писал о своих разговорах с животными, как, например, помог ежику, а тот передал мне привет.

В доме всегда были животные, всегда несчастные, словно получившие второй шанс: птицы со сломанными крыльями, лапами, клювами, собаки, что в Древнем Риме почитались за символ Свободы, в глазах же явственно усматривался символ Безнадежности, кошки всевозможных окрасов и таких же разных характеров и судеб, ежики, кролики и даже уж, обожающий молоко. Это был мир не Пришвина с потребительским отношением к природе, любви к животному в предвкушении вкусного обеда, но мир Паустовского с зачарованностью миром, где все естественно, где лицемерие неизвестно, а злость пребывает в изгнании.

И вот, в мои 10 лет этот мир прекратил существование, осиротела я, осиротели домочадцы.

Но вот новый дар. В моей жизни появился второй знаковый человек. Позже будет третий.

Моя украинка – Степанова Лидия Дмитриевна. Как восторженно, самозабвенно впитывала я ее уроки-миниатюры.

К слову сказать, мои родители родом из России, к украинскому языку отношение полупренебрежительное, впервые услышала украинскую речь я в 5 классе из её уст, с таким успехом она могла бы говорить по-китайски. Ее уроки – провал в мелодичную неизвестность.

И каждый день я упорно учила её язык, чтобы понять, что же она пытается нам донести. Она специально, в педагогических целях, говорила, что не знает русского, дабы мы стремились к пониманию.

Первым заданием было самостоятельное изучение с дальнейшей презентацией в классе легенды о Крыме, разумеется, на украинском языке. Я смогла, но постеснялась рассказать, украинские слова звучали для меня непривычно. Встала и сказала, что не готова. Каково же было мое изумление, когда мне не поставили 2, объяснив, что, конечно же, в следующий раз я выполню задание. И я подготовилась.

Теперь, понимая этот прием, я восхищаюсь ее способностями воспитателя.

Сложно перечислить все то, чему она меня научила. Сочинения мы всегда писали на социально ( нет, неправильное слово), на важные для нас(!) темы, как для людей, для людей в нас.

С 8-го класса я уже мечтала стать учительницей украинского языка, поступить в университет, где обучалась Лидия Дмитриевна. Не стану утверждать, что лучше бы она преподавала другой предмет. Я счастлива! Строки стихов, которые запоминались, открытые благодаря ней, звучат в моей голове. Благодаря ней я сама стала писать стихи.

Столько всего благодаря!.. школьные годы были воистину чудесны.

Прямо как в древние времена, в хорошую погоду, она проводила уроки в парке, Лидия Дмитриевна не перебивала наших дискуссий, никогда не вынуждала рассуждать так, как того требуют учебнки, напротив, ценила личное мнение, пусть даже негативное, но мотивированное. Мы много читали вне программы, она приносила книги из дома. И всегда обсуждали, тишина нарушалась лишь радующими слух рассуждениями о литературе.

Думаю, так, человек, даровавший умение мыслить и чувствовать, в т.ч. с предлогом «со», проходит через всю жизнь. Лидия Дмитриевна – теперь моя крестаная. У дедушки в детском доме была воспитательница Елизавета Петровна – из породы непокорных (скрывала у себя евреев в годы блокады Ленинграда), которую он вспоминал умирая.

И вторая личность, что помогла мне поверить в себя, — Литвинова Светлана Станиславовна. В старшей школе она преподавала у нас МСП, но не будь у нас совместной подготовки к конкурсу(она была педагогом-организатором), я бы лишь научилась оказывать первую медицинскую помощь.

Это доказывает, что процесс передачи опыта постоянен, и не должен ограничиваться урокам.

Благодаря совместным походам на литературные вечера, она раскрепостила меня, научила общению, дружбе.

Она всегда утешает учеников, первая замечает на их лицах проблемы. И всем помогает – поверить в свои силы, в первую очередь. А вслед за этим рука об руку проходишь с ней сквозь трудности ёмкой работы – поверить в других! Научиться понимать, слышать и слушать, сочувствать.

В школе она всегда подавала руку в моменты уныния, мастерски умея расположить к себе, но и установить границы, которые не перейдешь. И в отичии от многих педагогов этот человек всегда держит слово, другие же зачастую предают, передавая посторонним ушам, то, чем делишься в момент доверия. Те же люди учат лжи и умению перенимать методику выживания хамелеона. Потому ее честность, игнорирование попыток поработать «иудой» — а это любят ученики, пресекание разобщенности, подстрекательств к унижению слабого, заслуживают того, чтобы назвать её Учителем!

Я меряю учителей по тому, хотела бы я таких своим детям.

Этим двум людям я благодаргна, что они подарили мне стержень, основу жизни. Теперь я оцениваю свои поступки и перед ними!

Были и другие педагоги, которые великолепно ориентировались в своем предмете, но авторитарность методов преподавания стерла их образы из моей души.

Также встречались и очень хорошие люди, но их методы не назовешь демократией, скорее – попустительством, что давало плодородную почву для анархистских взглядов в классе, этакй «Ералаш» в действии.

И не знаешь, что хуже: незнание предмета, совмещённое со слабостью характера; незнание и сокрытие этого факта за диктаторскими методами; или же знание робота, этакий бесчувственный шкаф (у героев Азимова сердца больше).

Последний вариант способен передать знания, но они свалятся на тебя бесформенной грудой, где вперемежку с Достоевским обнаружишь потрёпанного Ленина и «Советы начинающему водолазу», и сгинешь среди бутафорских плодов.

Первая разновидность педагогов – максимум, вызовет жалость; вторая – ожесточит и обучит разнообразию притворства, а тут уж увольте: «Служить я рад, прислуживаться тошно».

Потому Учитель – редкая ценность, эксклюзив, который не способен выпустить конвеер работников образования. Тут должна быть индивидуальность, менуемая душой!