Чтобы дети и внуки помнили

Солнце, как непослушный ребенок, спряталось за синюю тучу. В жмурки играет. А тут надо решать, куда с внуком податься: убегать ли от июльской духоты на озеро или все же остаться дома, опасаясь дождя, Но квартира, как квадрат Малевича, как черная дыра, втягивает в мир сидения, где ненавистные мне компьютерные стрелялки, расстреливают все живое в сознании ребенка, уже итак познавшего в этом мире и звуки падающих мин, и крики раненных осколками людей, и команду «Обстрел! В подвал!».

Ярик согласился поехать в гараж на велосипедах. Перед гаражом я достал большой ключ от навесного замка.

— Видишь, вот волшебный ключ. А это вход в сказочную Советскую страну. Железные двери распахнулись, вырвав из забвения жизни моих родителей, мое детство. Ярослав поразился, увидев сотни книг на прогнувшихся буковых полках огромного старого книжного шкафа. «Здесь только словарей 326, — объясняю я внуку, — я их много лет собирал. У нас с бабушкой теперь маленькая однокомнатная квартира, некуда все это ставить, а сыновьям такие книжные шкафы ни к чему. Да и сами книги особо не нужны. Вот они и грустят здесь. Но сейчас улыбаются. Это они тебе рады. Ярослав присел на большой старый диван, стоящий у стены, и стал внимательно слушать. А вот два шифоньера, в них одежда и вещи мамы Ольги Васильевны и отца Дмитрия Трофимовича. Твои прадедушка и прабабушка. — Я приоткрыл дверцу. — А это – патефон. На нем мы песни слушали, как сейчас на магнитофоне. Ставим пластинку… Вот, смотри, сколько пластинок… Петр Лещенко, Эдуард Хиль. Давай послушаем про Буратино. Пружина лопнула, патефон не играет, но я тебе напою… Я присел, и ноги послушно задвигались в твисте. «Бура-Бура –Бура – тино, милый мой малыш». Я танцевал и пел, а внук просто хохотал. До слез. Потом я достал отцовские ботинки. «В них, — объясняю внуку, — я играл на улице зимой в хоккей. Многие играли в валенках, чтоб шайбой больно не ударили, а я играл в отцовских ботинках. Я их называл «противотанковые». Очень крепкие! В нашем детстве и смеха, и снега было больше. После школы прямо на дороге играли мы в хоккей. Страсти бушевали у нас нешуточные. Одна команда была понарошку Канада, другая – СССР! Мой дом был рядом с нашей искусственной хоккейной «коробкой». Иногда на крики выходил мой отец и утихомиривал нас: «Что вы деретесь, как с немцами. Вы же все свои. Тоже мне вояки. А ну-ка прекратили эти бои. Я вам как офицер приказываю». Ну, а мои друзья, бывало, и попросят: «А Вы расскажите, как на войне было. Видели немцев близко-близко? Убивали?»
— Все было. Это война. Это вам не клюшками махать, драчуны». И расскажет отец что-нибудь нам в перерыве наших сражений о настоящих боях.

Потом пошутит еще с нами и идет домой. Шаги у него короткие, осторожно так ноги передвигает. Отморозил он пальцы на ногах, когда лежал в разведке и считал немецкие танки. Ампутировали ему фаланги пальцев, и стал он носить сапоги меньшего размера. В них и Берлин брал…
Мы в детстве все любили щегольнуть
И каждый месяц рост свой отмечали.
Мы, как гармонь, растягивали грудь,

Казалось нам, могучими плечами.
Гордился я, что вот отца догнал.
Его ботинки мне малы и узки.
Гордился я… я просто забывал -
Он отморозил пальцы ног под Курском.

Уже же давно я вышел в мужики.
Лежат в альбоме детства фотоснимки...
Но малые отцовские ботинки
Всегда. Всю жизнь.Мне будут велики.

Это стих из моего первого сборника. Помню, отец подержал его в руках, почитал и сказал: «Вот это деловой разговор». Это была высшая оценка у него…

Мы провели в гараже более четырех часов. Я показывал старые вещи родителей, рассказывал много о детстве своем. А в конце спросил Ярика, что понравилось, что повторить. Внук улыбнулся – «Буратино».

И я запел, пританцовывая: «Буратино, по секрету ты открой мне тайну эту. Где же клю-чик зо –ло-той?!»