О том как Иван семерых китайцев переганбэил

Жил да был Иван, профессорский сын. Это, почитай, то же самое, что крестьянский. А что профессор? Одно название. Пашет на ниве науки. Сеет разумное, доброе, вечное. Да прореху в портках истертых на заднице латает. Был Иван, как водится, богатырского телосложения и к тому ж вполне богатырского темперамента и склада характера: несуетен, добр, и незатейлив.

Отправился Иван как-то в лихие 90-ые в страну чая, риса и первых чернил, коими и пишу сейчас я этот сказ. Снарядился не пешим, не конным – а, без всякой придури, прямым рейсом Аэрофлота на Пекин. Не за жар-птицей полетел и не за царевной прекрасной, а за шубами из китайской дикой собаки, ради извлечения коммерческой выгоды. Капиталу по русскому богатырскому обычаю не нажил, но потешился.

Шубы выбирал Иван придирчиво, с толком. Основательный человек. За мех подергает, шов на крепость испытает, мездру на зуб попробует. Китайские торговцы, поначалу улыбались, да вскоре заволновались – не привыкли они к такому строгому контролю качества. А Иван, знай себе, приговаривает:

— У нас в России, мужики, зима лютая, как жена полковника, – с треском отрывая, очередной на живую нитку пришитый рукав.

— Нам надобно, чтоб шубейка теплая была, крепкая, да замаху в драке не препятствовала.

Пошептались промеж собой китайцы, да удумали хитрость учинить. Предлагают Ивану отдохнуть с дальней дороги. Ну, а сперва отобедать. От трапезы сытной Иван никогда не отказывался.

Поехали в ресторан. В отдельной комнате расселись вокруг большого круглого стола. Крутанул стол, и подкатили к тебе свиные ушки. Крутанул два — грибы древесные возле тебя. Одним словом, Поле чудес.

Вот и водочку принесли, а то, что ж это за трапеза посуху? Водочка китайская, к слову сказать, — дрянь. Не прониклись они глубинным смыслом Менделеевской золотой пропорции.

Разлили по рюмкам. Встал главный китаец, сказал тост про дружбу русского и китайца навек. Завершил тост восклицанием “Ган бэй”, и все дружно опрокинули по рюмке. После чего потрясли опустошенной посудой, тем самым и продемонстрировав “ган бэй”, означающий “пустое дно”. Крякнул Ваня от удовольствия: хоть и не слеза комсомолки, а тепло приятное разлилось по внутренностям. Уцепил палочками ушко свиное, да не успел еще до рта донести, как рядом с ним нарисовался его сосед справа. Стоит, едва на вершок выше Вани сидячего, в руке рюмку держит и Ванину наполняет:

“За ваша первая визит в Китай”. Произнес волшебное заклинание “ган бэй”, и выпили они на двоих с Ваней до дна.

“Хорошо пошла”- не успел подумать Ваня, как рядом с его носом уже замаячило темечко следующего китайца: “Фор гута бизнеса. Ган бэй”. Опять на двоих опрокинули. И так каждый китаец, по одному к Ивану подходит и выпивает с ним. А если сказано “ган бэй”, то хошь не хошь, а до дна пей – це-це-це отказываться нельзя, кровная обида.

Поначалу Ваня радостно отнесся к такому наплыву братских чувств. Но когда китайцы на третий круг вышли, сообразил, что пока один брат-китаец с ним ганбэится, остальные только закусывают, да улыбку в уголках глаз прячут. И скорость наполнения у него семь к одному с китайцами. Ну, водкой-то Ваню не удивишь, а количеством и подавно, но…

“Надо что-то делать… Ага!”

Не успел очередной китаец со своим “ган бэем” подбежать, как встал Иван и предложил тост за великую китайскую стену. Ну и “ган бэем” тост закруглил. Выпили все, рюмочками потрясли. А Ваня дальше:

— За китайский фарфор, ган бэй.

Опять всем пришлось пить. А у Вани новый тост на языке:

— За китайский порох, ган бэй.

— За то, что он еще есть в пороховницах, ган бэй.

— За ягоды в ягодицах, ган бэй.

— За…. Ган бэй, его в душу мать.

И все – не осталось на круглом поле брани, ни одного иноверца – все под столом валяются. Вот так-то!

Китайские шубы, тщательно и придирчиво отобранные Иваном и по сей день отлично согревают в морозный зимний день российских таможенников и членов их семей. А у Ивана от его вояжа в Поднебесную сохранилась металлическая жаба, сидящая на кучке монет. Она должна приносить богатство, но, видимо, только тем, кого жаба изрядно подушит. Ваню ей задушить не удалось – шея-то у него богатырская, поэтому и не висит на ней златая цепь, зато в портках уже намечается наследственная прореха.