Стойкий бомж

Илья Петрович оттолкнул от себя ветхую дверь. Та со скрежетом открылась и, перекосившись, замерла.

— Петрович! Это ты там буянишь? – Мария Львовна как раз спускалась по лестнице с мусорным пакетом.

— Ой, простите! – с сарказмом произнёс седой пожилой мужчина в потрёпанной одежде, не без труда выбравшийся из подвала, — Опять выкуривать будете старого таракана?

После этих слов Илья Петрович закатился хриплым смехом, сменившимся тут же кашлем.

— Мы скоро домофон установим. Так что: недолго тебе осталось… жизнь нам портить.

Петрович приостановился:

— Так-то и порчу, да?

— Да, портишь! Хоть бы помылся. Вонь на весь подъезд! А песенка твоя магнитофонная уже в печёнках у всех сидит. Как не пройдёшь – играет, изо дня в день. Жизнь он любит, понимаешь! Себя бы полюбил. Хуже животного! – с этими словами женщина вышла на улицу.

Илья Петрович вышел следом. Не хотелось больше слушать такое в свой адрес. Не хотелось — до боли в груди. Но уже наступила осень, стало холодать. А на поиски нового пристанища не было ни сил, ни желания.

День прошёл быстро: в поисках небольших денег, скромной еды и пары полезных для бездомного человека вещей. Петрович спешил по веющим холодом мокрым улицам в своё укромное местечко возле горячих труб. И когда он украдкой вошёл в подъезд, опешил: на подвальной двери висел амбарный замок…

Илья Петрович извлёк из-за батареи гвоздодёр. Поддел им трухлявую доску рамы. С небольшим треском та поддалась, бесполезно повиснув на замке. «Встану пораньше, сделаю, как было. Никто и не заметит», — подумал бездомный. Перекусив тем, что имелось в запасах, он достал трясущимися сухими руками из карманов батарейки. Вставил в магнитофон, спешно перемотал плёнку кассеты, сделал уровень громкости поменьше и нажал «PLAY». Когда зазвучала музыка, Илья Петрович прилёг на лежак и расплылся в улыбке. Из динамика доносилось: «Я люблю-ю тебя жи-изнь, что само по себе и не ново…»

* * *

Он проснулся среди ночи от пугающего грохота и едкого дыма. Первые минуты Петрович лежал неподвижно, скованный страхом. Но тут увидел лучи ручных фонарей, услышал шаркающие шаги молчаливых и вселяющих ужас своим приближением людей. Инстинкт самосохранения заставил бездомного вскочить и следовать к выходу. Позади, слышались звуки разбрасываемых предметов: это уничтожалось мизерное имущество Ильи Петровича, нажитое за очень долгое время…

Изгнанный пожилой человек просидел до утра у подвальной двери, не выпуская из рук свой гвоздодёр. Он был готов дать отпор обидчикам. Но те так и не появились. С рассветом Петрович осмелился спуститься вниз. И оцепенел. Все его немногочисленные вещи были разбросаны, порваны и разломаны. Сердце кольнуло, когда Илья Петрович поднял с пола проломленный магнитофон. Мужчина медленно вышел на улицу с останками электроприбора, словно с телом очень близкого для него человека. Сел на лавочку, не выпуская магнитофон из рук. Периодически вытирал рукавом слёзы со щёк. Немного позже к нему подсел местный – Алексей.

— Петрович… Что случилось?

— …

— Я слышал какой-то шум ночью. Молодняк буянил, судя по голосам. Тебя хоть не тронули? Магнитофон сломали?

— Ничего. Я уже ко всему привык, — ожил Илья Петрович. – Всю жизнь помогал людям, спасал, вытаскивал из-под завалов. Теперь я бомж… Кому какое дело до этого? Каждый живёт так, как считает нужным. Вот и я сейчас сам виноват в том, что не имею ничего. Почему я должен ждать помощи и понимания от кого-то? Я никого не виню.

Алексей стал расспрашивать о прошлом. Оказалось, Петрович спас немало народу, был даже в Чернобыле. Имел множество наград. Но жизнь сложилась так, что он потерял всё. Даже себя самого. Сначала не хотел жить. Но постепенно втянулся в ожидание. А смерть так и не пришла.

После этого разговора, Алексей много беседовал с соседями, расклеил объявления с просьбой помочь. Вскоре многие жильцы отреагировали. Стали отдавать Петровичу ненужные вещи. Тащили одежду, еду, аппаратуру и даже мягкую мебель. Старый бомж был искренне благодарен. Но спустя несколько недель умер…

На его похороны вышли почти все жильцы. Крупная процессия провожала Илью Петровича до самого кладбища. Играла музыка. Многие подпевали: «Я люблю-ю тебя жи-изнь…»