Варяг

Я высоко ценю творчество композитора Давида Тухманова, но однажды его песня сыграла с нами злую шутку.

Впрочем, всё по порядку.

Мы пребывали на летних сборах в войсках, дабы в реальной обстановке закрепить теоретические знания, приобретённые за годы учёбы на военной кафедре ВУЗа.

До принятия присяги оставалось совсем немного времени и главной задачей, стоявшей перед нами на текущий момент, считалась строевая подготовка.

Занятия по «строевой» проводил лейтенант Кукин, назначенный в «опекуны» от местной воинской части.

Кроме всего прочего, что положено по уставу, репетировалось также торжественное прохождение роты с песней по плацу.

По поводу песенного репертуара никаких указаний свыше не поступало, поэтому ротную песню выбрали сами.

После недолгих споров, ею оказался — «Варяг».

В тот день мы уже несколько раз промаршировали перед лейтенантом, исполняя «Варяг», и ожидали команды разойтись. Но тут, вдруг, «на горизонте» показался начальник сборов — полковник Соловейчик — высокий, сухопарый человек с энергичной походкой и взглядом, постоянно устремлённым куда-то вдаль из-под козырька низко надвинутой на лоб офицерской фуражки.

Услышав «Варяг» он подскочил к нам и почему-то приказал отставить пение.

— Вы же сухопутные войска, а не моряки какие-то! — прогудел Соловейчик, — «Варяг» не годится, — будете петь «День Победы»! (это произведение Давида Тухманова полковнику, по-видимому, очень нравилось).

Мы попытались объяснить начальству, что «День Победы» — песня не строевая и, что при её исполнении нужно тянуть окончания, а не обрывать слова подобно лаю, как делали это солдаты срочной службы, которым явно было всё равно как и что петь.

Убедить Соловейчика, однако, ни в чём не удалось.

В ответ на все наши возражения полковник веско заметил, что у него тоже музыкальное образование имеется.

Приказ его был однозначен — петь «День Победы» и ничто иное.

На следующий день занятия по самоподготовке были посвящены изучению текста данной песни, а по завершении этого процесса, лейтенант Кукин снова вывел роту на плац.

Чётко печатая шаг, мы двинулись мимо лейтенанта.

— Песню запе-вай! — отчеканил он, — и мы запели… «Варяг».

— Отставить! — прокричал Кукин.

— Вы что? — приказа не знаете?

— Знаем, — ответили мы.

— Песню запе-вай! — снова гаркнул он.

В ответ внове грянул наш «Варяг».

Лейтенант был настырным служакой. Он тут же объявил, что пока не услышит «День Победы», в казарму мы не вернёмся, даже если потребуется маршировать всю ночь.

Но вот уже в который раз, несмотря на столь категоричное заявление, в предвечерней тишине упорно продолжал рокотать «Варяг».

Начинало темнеть. Проходившие мимо плаца солдаты и офицеры с недоумением взирали на нас, безуспешно пытаясь что-либо понять.

Видимо почуяв недоброе, откуда ни возьмись, появился майор Лавочкин, курировавший сборы со стороны нашей военной кафедры.

Лейтенант коротко объяснил ему суть дела и майор, горестно вздохнув, обратился к своим ученикам с отеческим призывом:

— Ребятки, ну ради бога, спойте «День Победы», — я вас очень прошу!

Лавочкин, в общем-то, был мужик неплохой, и подводить его нам не хотелось.

После очередной команды лейтенанта несколько голосов затянули:

— День Победы-ы-ы-ы, порохом пропа-а-а-а-ах…

Исполнение оказалось очень необычным. Подобное пение можно было бы услышать, разве что, на похоронах.

После первого куплета, чувствуя, что этот стон вот-вот оборвётся, майор поспешно произнёс:

— Хорошо-хорошо, — достаточно, — молодцы! — и затем добавил, — разойдись!

«Концерт» был окончен. Мы направились в сторону казарм.

По дороге, один из нас негромко запел:

— Вперёд вы, товарищи, все по местам… — и вдруг, все дружно подхватили, — последний парад наступа-а-ет!..

Над притихшим военным городком зазвучала — Песня!