Бремя жизни

-Ну, Миша, вперед, не беги только! Ноги дедовы пожалей!

Пес смотрит на Тихона и игриво виляет хвостом, показывая, что понял шутку. Какой тут бег, когда каждый шаг дается с трудом.

Миша — крупный медвежатый кобель, с массивной грудью и крепкими лапами, с черной и плотной, как войлок, шерстью. В молодые годы его называли теленком, с ним ходили на волка. Сейчас ему 18-й год, он сгорблен и хромает на заднюю лапу. Тихон, хозяин Миши, тоже не молод. Глядя на них, не поймешь даже, кто поводырь — собака у человека или человек у собаки.

Внимательный человек заметит, как они похожи. Припадают на один бок, идут в ногу, как вымуштрованные на плацу солдаты, как-то одинаково сгорблены и придавлены, так что кажется, будто они помогают друг другу нести бремя этой жизни.

Люди иногда говорят Тихону:

-Зачем он тебе, обуза такая, живет и живет! Усыпил бы его!

Тихон отвечает недоуменным молчанием. Ему уже давно кажется, что в Мише больше человеческого, чем в иных людях.

Миша — молчаливый свидетель его жизни. Его глаза с бельмами, заросшие жесткой, как дерн шерстью, смотрят на мир безучастно. Они видели многое, и многое предпочли бы не видеть.

Сначала был сын Тихона. Уехал в морозную ночь. Натопил в доме печь, да в дыму задохнулся. Долгим и протяжным воем, нечеловеческим таким, наполнялись стены квартиры.

Следующей была хозяйка, жена Тихона. Настойчиво и неспешно ее съедала болезнь, а она, не имея желания бороться, сильно не возражала.

Миша иногда приходил в ее комнату, и, положив морду на кровать, шумно вздыхал. Она тихонько трепала его за ухо и шептала ослабшим голосом: «Присмотри там за дедом, боров ты этакий».

Вскоре станет совсем пусто в доме. Как-то Тихон будет ходить по комнате нарочито бодрой походкой, среди распахнутых шкафов и выдвинутых ящиков. И держа в руках клочок бумаги, он зачем-то громко вслух будет зачитывать список: «Чулки или колготки — есть! Платье или костюм — взял! Тапки…, простыня, подушка…нету же их, нету…» — и зайдется вдруг плачем, беззвучным и горьким.

Увидев Мишу в дверях комнаты, закричит в сердцах:

-Поди прочь, скотина, видеть тебя не могу! Зачем ты, боров, всех пережил?

Потом Тихон уедет, и вернется уже не человек, а как бы полчеловека.

-Одни мы теперь с тобой, Михаил, — скажет. Пес знает, что так официально дед обращается к нему лишь в минуты крайнего отчаяния. Он будет лежать на полу и строго поглядывать на деда, как бы говоря «ты только не смей». Так они и будут вместе жить, ходить в магазин, кормить уток на пруду, с каждым днем все больше врастая друг в друга.

Только однажды утром Мише не встать, задние лапы его отслужили свое. Он снова и снова приподнимается на передних, царапает когтями пол, и обессиленный падает.

-Не филонь, Михаил, ишь разлегся, барин! — дед пытается приподнять его за туловище и поставить на ноги, но тщетно. — Скверно-то как, ой как скверно, что же ты делаешь?

Всю неделю Тихона не видно на улице, ему не хочется выходить из дому. Впрочем, дома теперь не пусто: к нему приходит соцработник, заезжает невестка, заглядывают соседи. Они приносят продукты, лекарства и немые укоры, что нельзя так убиваться из-за собаки. А Тихону кажется, что тот смертельный укол, принятый Мишей с молчаливой преданностью, в действительности сделали ему.