Качели

Виктор Воробьёв

Качели

(Новелла)

Дружок тяжело заболел. Его лечили таблетками, уколами… – ничего не помогало. Он перестал есть. Всё лежал на коврике в прихожей и постанывал. Бедняга, красавец спаниель!

— Ничего не поделаешь, — разводил руками ветеринар. – Не долгий век собачий.

— Но ведь и не четырнадцать лет, — возражал хозяин.

Владимир Иванович сокрушался от мысли, что Дружок умрёт. Он с надеждой заглядывал в глаза друга, жалел его, болел вместе с ним и не знал, чем ему помочь.

— Заведёте другую собаку, — успокаивал ветеринар. — Чего уж так переживать?!

Завести нового пса или, к примеру, привести «новую» жену в дом– не для Серёгина это. Когда умерла Зинаида Егоровна, родственники, советовали:

— Не старик ещё. Женись, и всё образуется…

Не женился.

Вскоре после похорон он и принёс в дом щенка. И хоть этот тёплый комочек жизни умещался тогда на двух ладонях Владимира Ивановича, он резко изменил настроение вдовца. Притупилась тоска скорби. Появилось ощущение, что человек опять кому-то нужен. Щенок быстро подрастал, становился забавным. Он «научился» подавать хозяину тапочки, протягивать правую переднюю лапу для приветствия, выполнять команды «сидеть», «лежать», «голос» и многие другие. А известные охотничьи данные спаниеля Серёгин использовал в грибном лесу. Дружок легко отыскивал съедобные грибы, удовлетворяя охотничий инстинкт. При этом были «и волки сыты, и овцы целы». Серёгин не боялся заблудиться в лесу. Дружок выведет по своим меткам и следам из любой чащобы…

— Ох, и премудрый ты зверь у меня! – хвалил собаку Владимир Иванович.

А как Дружок слушал человека! Сядет напротив, глаз не отведёт, слова не пропустит, будто, понимает всё, только сказать в ответ ничего не может.

Частенько Владимир Иванович присаживался к Дружку со своими, «опечалками». Радостей в его жизни, почти, уже не было.

— Такие, брат, дела, — говорил он. — Жизнь – это качели. Сначала взлетаешь в поднебесье, приобретаешь друзей любовь, деньги… А потом – падение: потеря родных и близких, потеря здоровья и сил… Падения не остановить.

А на улице стояла болезненная ростепель. Восьмое марта. Под ногами – хурта, а по лицам — сиверко. До обеда не выключался свет в квартире.

— Вот жизнь! – тоскует Владимир Иванович. – Ну, в чём моя вина, что Зиночка оставила меня жить одиноко?

Он поставил вазу с гвоздиками, ближе к портрету жены.

— С праздником, дорогая!

И опять от ненастья заломили ноги, будто нервы из них вытягивают.

— Нет мочи, Дружок…

И собака живым теплом привычно ложится на страдающие стопы хозяина. Боль затихает.

— Лекарь ты мой!

А сегодня, всего лишь месяц спустя, Дружку совсем плохо.

— Наверно, не выдержит, — сказал ветеринар и исчез за дверью.

Владимир Иванович опустился на колени перед спаниелем:

— Ну, что, дорогой?

Дружок не поднял головы. Он только повёл глазами, в которых – боль, тоска и слёзы.

— Неужели и ты оставляешь меня?

Хозяина поразил горячий нос собаки, который всегда был холодным. Владимир Иванович ласково погладил лоб и уши пса. Дружок вдруг оживился, воспалённым языком лизнул руку хозяина и опять уронил голову на прохладный пол. Так попрощались навсегда – человек и собака. Хотя, оба не знали про это: человек – не верил, а пёс не понимал.

Дружку не дано понимать. Поэтому он был счастлив в своей собачьей жизни. Еда, тепло, внимание… Чего ещё надо? Человек же сознаёт, что не вечен на земле, постоянно оглядывается на качели, потому не может быть совершенно счастливым. Счастливыми бывают – животные; впрочем, и люди, недалеко ушедшие от них, — размышлял Владимир Иванович, удивляясь своим мыслям.

А на рассвете Дружок скончался. Не стало на земле доброго, ласкового, забавного зверя. Жгучей раной в душе хозяина остался его горячий язык, лизнувший руку. А в памяти – доброта и верность…

Покалывало сердце. Слёзы застили глаза. «Ещё ниже опустились мои качели, — думал Владимир Иванович. – Не забыл-таки Дружочек попрощаться со мной, успел, неразумный. А сколько ж мы, разумные, не успеваем в жизни, забываем, не хотим! Горды и алчны, будто Вечность оседлали, будто и впрямь счастливые».

— А ведь мы на качелях, — произнёс Владимир Иванович и ладонью вытер слёзы.