Низкие ветки

НИЗКИЕ ВЕТКИ

In my solitude

Зеркало в прихожей показало овальное лицо, щетину, ежик волос с седыми иголочками. От крыльев носа к уголкам губ протянуты ниточки морщин.

Отражение отвернулось и крикнуло в темноту коридора: «Тишка! Сколько тебя ждать?» Потом уплыло за широкую рамку.

Мужчина с ежиком снял с вешалки красную джинсовую куртку, надел. Из глубин темной квартиры приближалось проворное клацанье когтей по паркету. Возник светлый лабрадор, молодой, чистенький, вертлявый. Остановился, глядел мужчину, зевнул, показав розовый и влажный, как ветчина, язык, тявкнул и ткнул хозяина носом в коленку: пошли, мол, гулять-то.

Мужчина повернул ключ в входной двери.

«Ты с собакой?» донесся из кухни женский голос. «С собакой». «Он гулял уже. Помойку захвати…» Лязг стальной двери. «Ушел! Ни черта не делает, только на диване валяется, гений непризнанный…»

Мужчина и лабрадор доехали до первого этажа, вышли в фойе. Из окна, огромного, как витрина автосалона, видна улица.

— Кто это там идет, а, — прищурился мужчина. — Черт, Петрович. Сейчас будет беседовать…

Собака тоненько нечисто заскулила. Собака в речах Петровича-соседа тоже не находила ничего интересного. Но относится настороженно: хозяин в присутствии Петровича нервничает. Петрович этого не замечает, думает — болтаем. Люди вообще мало замечают.

Но вышли на улицу.

— Какие люди и без охраны, — поприветствовал их Петрович. Лабрадор посмотрел ему в лицо, потом наклонил морду, обнюхал сухой светло-серый асфальт.

— Здорово, Петрович.

— Здорово, сосед.

— На стадион?

— Ага.

Вот и поговорили. Мужчина с лабрадором двинулись.

— Слыш, сосед, — не унимался Петрович. — Как жизнь-то?

— Хорошо, спасибо. Петрович. Мы пойдем…

Лабрадор встал, натянул поводок. Бегать, дескать, хочу.

— Бегать хочет, — засмеялся Петрович. — Слуш, сосед, а чево я твоей музыки не слышу?

— Звукоизоляцию поставил.

— Да ну? С чево изоляция?

— Из минеральной ваты.

— А минеральная вата — это что? Вата?

— Да, вата. Минеральная.

— Понятно. Классная вата: вообще ничего не слышу.

— Это лучший изолятор.

— Тишина полная. Не то что раньше. Думал, ты бросил тыдыды своё.

— Я не бросил.

— Ну или творческий кризис у тебя. Откуда, думаю, тишина такая?..

Собачник покачал головой:

— Нет, нет у меня кризиса.

— Ну хорошо. Хорошо. А то я подумал, что музыка эта никому не нужна.

— Не нужна.

— Да ладно…

Лабрадор еще раз дернулся, натянул поводок. Мужчина пошел за лабрадором, обернулся, сказал «пока».

— А кстати, знаешь чо еще? Погодь!

— Ну?

— Ты с Митричем поговори, а?

— С каким Митричем?

— Напротив тебя живет.

— Это Дима, что ли?

— Ну да.

— Не о чем мне с ним…

— Ты скажи чтоб не курил трубку свою на лестнице. Дым идет – задохнуться можно.

— Я бы поговорил, но в ближайшие дни вряд ли…

— Уезжаешь?

— Типа того.

— Жаль! Ладно, не задерживаю. Но ты поговори, не затягивай, ладно? А то задохнуться же можно.

— Не затяну.

Мужчина и лабрадор дошли до катка «Северное сияние». Пространство между катком и набережной – дикое место, без тропинок. Никто никогда там не ходит. Мужчина и лабрадор вошли в этот лесок. «Симпатичные деревья, да, Тишка? Как в деревне. С детства люблю Лужники». Хозяин отпустил поводок, поводок упал на землю. Лабрадор сел. Мужчина подпрыгнул и ухватился за низкую ветку, косо уходящую вверх. Он повис на ней — нелепый, с задравшейся курткой, вылезшей из джинсов плоской резинкой черных трусов. Под его весом ветка нагнулась, но потом опять поднялась до прежнего угла. Он спрыгнул, отстегнул поводок, и сказал собаке: «Тишка, иди, погуляй. Гуляй! Ну что за глупый зверь...»

Лабрадор обиделся на глупого зверя и пошел, с полнейшим равнодушием, высоко переставляя лапы и роняя капли с языка.

Когда он вернулся, он увидел, что хозяин как бы висит в воздухе. Его ботинки покачиваются сантиметрах в двадцати от земли. Склоненная на бок голова смотрит без всякого выражения. Лабрадор никогда не видел, чтоб люди так себя вели. Он посмотрел на хозяина и стал прыгать, пытаясь схватить его зубами за ботинок и поставить на землю.

Прыгал и прыгал. Пока сирена вдали не завыла.