Глухоманька Мотькина

Проводник был мужиком табакопонятливым, выпускал курильщиков даже на минутных остановках. Дима сделал первую затяжку, когда к их вагону подошёл невысокий щуплый мужичок и протянул проводнику билет.

­­­­- Дак можете не спешить, ­­­­- обратился мужичок к курильщикам. – Минут с тридцать ещё простоим, успеете надышаться.

­­­­- Опять что ли коровы ваши без пастуха? – проводник, похоже, не удивился.

­­­­- Дак опять. Погода тёплая, пошёл, может, по ягоду ползунику. Любитель он у нас.

«Ползуника – это хорошо, ­­­­- подумал Дима, вспомнив их с Мотькой походы в лес за этим самым. ­­­­- Интересно, это только у нас так называется, или ещё где?»

­­­­- Что за ягода такая? ­­­­- спросил кто-то.

­­­­- Дак та, что за кустами растёт, её вдвоём собирать надо, ­­­­- пояснил мужичок, поднимаясь в вагон. Оказалось, что ехать он будет в одном с Димой купе.

­­­­- Пестерь-то на полати, а сам, ежель позволите, на лавку к вам присяду, ­­­­- новый попутчик закинул свою сумку на верхнюю полку. «Хорош пестерь, ­­­­- усмехнулся про себя Дима, ­­­­- тыщи три. Для нашей деревни деньги немалые».

­­­­- Что ли давайте знакомиться? Когда друг дружку по имени кличешь, и разговор душевнее. Меня можете дед Евленя звать.

«Лет пятьдесят пять ему, вряд ли больше. Тоже мне, дед. Простачка играет, а бородёнку свою рыжую явно в барбершопе обихаживает». Мужичок показался Диме занятным.

­­­­- Евгений, ежель по-русски, ­­­­- пояснил дед, хотя никто не спросил. ­­­­- Вас-то, стало быть, как величать? ­­­­- он обратился к женщине, рядом с которой сел.

­­­­- Марина. На ваш как-то переводится?

­­­­- Дак зачем переводить, ежель вы не здешняя? И так красиво. А вы, я смотрю, всё в телефоне, по последней моде?

­­­­- Хотела узнать, что за цветы, — Марина кивнула на окно.

­­­­- Википедия вам ответит, Мариночка, что это купальница европейская. Но по-удмуртски он, стало быть,-италмас. Символ, к слову сказать, республики. Ежель хотите, я вам историю расскажу. А не захотите, дак две.

« Красивые цветы, — вздохнул Дима. — Мотьке очень к лицу был венок из них».

— А почему стоим так долго, не знаете? Вроде, всего на минуту должны были остановиться. Я, кстати, Вера.

­­­­- Дак коровы на путях, а отогнать некому. Имя у вас, Вера, красивое. Вы с Мариночкой не сёстры?

­­­­- Ну в каком-то смысле. Как говорится, «все люди ­­­­- братья, все бабы ­­­­- сёстры».

­­­­-У нас вот Верами не часто называют, а веры у нас, к слову сказать, много. Доверчивый мы народ, легковерный, простой. Всем верим, всему, во всякое. И Христу, стало быть, молимся, и к своим богам с уважением. Чем больше веры у человека, тем ведь ему спокойнее.

— Выходит, многобожие у вас? — спросила Марина. — Прямо на официальном уровне?

Евгений засмеялся:

— Ну вот мы в гимне на своём языке к Инмару обращаемся, его наши предки заглавным божеством почитали, а на русском когда – тогда к Христу. Стало быть, что на официальном.

— И как часто вы гимн поёте, Женя? Можно я вас так буду называть?

— Дак хоть горшком назовите, Верочка, только ложкой не бейте! А гимн мы перед хоккеем поём, когда команда наша дома играет. Кто на русском, а кто умеет, тот по-удмуртски. Я, к слову сказать, тоже хоккеист, но так, любитель, в хоккей на валенках играем. А вы, молодой человек, к спорту как относитесь?

— Да вот накачал себе шарик пресса, спорт-бар в этом очень помогает, — ответил Дима. Он знал, что выглядит не моложе своих сорока пяти, и обращение «молодой человек» его задело.

— Дима, самоирония делает вам честь. — Вера с Мариной засмеялись.

— Так вы, стало быть, Дима?

— Да. Митряй, если по-нашему.

— А я смотрю – земляк, вроде. Не из этой ли деревни?

«Да не смотришь, а прям всматриваешься», — хотел ответить Дима, но вслух сказал:

— Из неё, из глухоманьки.

Так Мотька называла их деревеньку в глухомани, «глухоманька моя». «С чего вдруг с языка сорвалось?» — Дима поймал себя на том, что мысли его крутятся вокруг бывшей жены. Тут же подумал, что и ему лицо мужичка вроде как знакомо, особенно если представить его без бороды.

— А давненько вас не видно.

— Семнадцать лет.

— И что, Дима, не скучаете?

— Да некогда скучать, Вер.

— А родных здесь не осталось?

— Позвольте мне, Дмитрий, ответить Мариночке? — Дима замялся с ответом, и Евгений это заметил. Дима не знал, осталась ли Мотька в деревне. Другой родни у него не было, только Мотька и дочки; но девчонки уже несколько лет жили за границей. — Ответ, Марина, в вашем вопросе. Остались родные места. Ежели родных людей здесь уже и нет, места-то — они никуда не денутся. Так что, родные у Димы здесь остались. А места — это ведь что? Это память наша, это обстоятельства, опыт, атмосфера. Стало быть, есть к чему иногда возвращаться, даже ежели и не к родственникам.

В сумке Евгения загудел телефон, запел с заметным акцентом: «Эх, играй мой баян, я шяводня чуть пьян, похрен мне окиян, ешть кумышки стакан…»

— Простите, пожалуйста, я должен ответить, — Евгений вышел из купе.

— Забавный рингтон, — сказала Вера. — Не слышала такой песни.

«И айфон не простой, а очень дорогой. Похоже, выловил дед золотую рыбку».

— Это местный фольклор, «Парень ништяк». Тоже, знаете, такая песня… С самоиронией. — Диме она почему-то напомнила о Мотькином старшем брате. Они виделись всего несколько раз; брат тренькал на гитаре и спрашивал, как им его новая песня. И Диме с Моткой песни нравились.

Вернулся Евгений, достал ежедневник, стал что-то записывать.

— Приглашают на открытие ледовой площадки в селе, дак пока при памяти, надо записать.

— Будете играть в хоккей?

— Дак после открытия и в хоккей. А для начала чтобы я открыл её как Лопшо Педунь. Персонаж такой из удмуртских побывальщин. Я, к слову сказать, веду праздники и мероприятия в этом образе, даже и корпоративы иной раз приходится.

— Побывальщины? Хорошее слово, ёмкое. Это сказки такие?

— Дак да. Бытовые сказки про реальную жизнь, — засмеялся Евгений. — И Лопшо Педунь вроде как сказочный персонаж, но есть у него прототип. Мой, к слову сказать, прапрадед, Чирков Фёдор Иванович, Пёдор, ежели по-нашему.

«Ну как я сразу не догадался! — Дима хмыкнул.- Конечно родственник! Поди и бренд зарегистрировал. А Мотька-то ведь тоже его роднёй считала».

— Хорошо, значит, деревни живут? Каток вон открывают, артиста пригласили.

— По-разному живут, Мариночка. Куда приглашают, дак там хорошо, потому что людно. Хотя, может, потому и людно, что хорошо. А в нашей, к слову сказать, деревне, — Евгений посмотрел на Диму, — прогрессирует упадок.

— Надо же, — сказала Марина. — Регион один, а состояние деревень разное. В чём тут может быть дело?

— Деревни гибнут из-за мужиков, которые баб умных бросают.

— Женя, вы мой кумир! — Вера прижала руки к груди. — Вы не назначили виноватой бабу!

— Дак я очень рад такой фанатке, Верочка! На деле-то оно как? Когда у бабы умной есть муж, она понимает, что всё у ней правильно…

«Да-да. Моя настолько была умная, что я постоянно чувствовал вину, непонятно за что. И мысли у неё кручёные, как мяч теннисный, собеседник всегда в проигрыше… »

— … и, стало быть, счастлива. А ведь на деревне умная баба — местная интеллигенция. Она или учительша, или врач, или библиотекой заведует; на неё другие бабы равняются, девки молодые пример берут, им ведь, к слову сказать, тоже счастья хочется.

« А счастлив ли муж при такой бабе, а? Я, видите ли, простой механик, а Матрёна Матвеевна у нас сразу после училища в институт поступила, и непременно надо было по сто раз на дню тыкать этим. Мотивировала, видите ли, давая на самолюбие!..».

— А ежели бросил муж такую бабу — дак она заскучала, поняла, что теперь неправильно живёт. Распустилась. Запила. У нас в детском саде заведующая — вот я вам скажу тётка дюже умная! И совет даст авторитетный, и в любой беседе красное словцо вставит, и в коллективе к ней с уважением, и, к слову сказать, завсегда выглядит как в кино…

«Мотька моя тоже фасон всегда держала. Пойдёт вечером парник огуречный закрывать, так и то нарядная… Да что ж я всё про неё думаю-то!...»

— …Но как одна осталась — дак на убыль пошла. А из её сада у нас детки какие умненькие выходили! Целое поколение воспитала, многие тут и остались, уж своих к Матрёне Матвеевне повели. Дак слухи уже наметились, что снять её хотят, с заведования-то, потому как попивать стала. Вот и выходит, что мужик ейный, от жены ушедши, всю деревню под монастырь повёл. Я уж, грешным делом, подумываю, где бы спасателя искать.

«К кому повели?...» — Дима не поверил ушам. Раздался громкий хлопок, потом ещё.

— Это что, стреляют? — Вера даже отодвинулась от окна.

— Дак упаси боги, Верочка! Это хлыст пастуший. Стало быть, тронемся скоро. Пастух нашёлся, сгонит скотину беспутную с переезда, погонит куда надо.

— Мариночка… И ты, Евгений Матвеич, встаньте, пожалуйста, я достану сумку.

— Дима, вы куда?! — враз спросили Вера с Мариной.

— Дак глухомотьку спасать, — уже выбегая из купе ответил тот.