Поездка в середине века

Зинаида Дмитриева — автор этого рассказа. Она сейчас серьёзно болеет, поэтому попросила меня поместить её рассказ на конкурс. Пожелаем ей здоровья и насладимся рассказом.

ПОЕЗДКА  В  СЕРЕДИНЕ  ВЕКА

Первое моё знакомство с Ростовом-на-Дону произошло, когда мне шёл одиннадцатый год. Было это в далёком 1950-м году, летом. Жили мы тогда в Весёловском районе, в хуторе Свобода на реке Маныч. До этой поездки я не бывала ещё в больших городах, даже в Новочеркасск ездить не приходилось.

Мама собирала продукты для базара. Как она говорила, надо скопить копеечку для уплаты денежного налога. Поэтому она строго-настрого приказала нам, детям, не прикасаться к тем продуктам, которые она собирает для продажи. Чтобы собрать их, требовалось время, и немалое. Ведь с нашего маленького хозяйства, которое состояло из одной коровы с телком и десятка кур без петуха (зачем держать своего, когда есть у соседей?) надо было ещё сдать натуральный налог, состоящий из немалого количества яиц, молока и мяса. Да ещё умудриться и для себя что-то выделить. Задача, как вы понимаете, была необыкновенно трудной.

Одним словом, собрала мама немного сметаны, сыра (так у нас в хуторе называли творог), несколько десятков яиц. Дала задание нам в тот день, который она наметила для поездки в Ростов, накопать молодой картошки, собрать огурцы и помидоры, наломать молодых початков кукурузы, нарезать вилков капусты и всё это уложить в корзины и мешки. К слову сказать, корзины плели мы сами, под бабушкиным руководством, из запаренных ивовых веток да из молодого вишняка.

Целый день мы с Валей, старшей сестрой, и братом Сашей занимались этим делом. Когда мама вернулась с работы, у нас уже всё было готово.

Катер из Пролетарки причаливал к нашей пристани в десять часов вечера. Я целый день только и была занята в мыслях тем, как бы маму уговорить взять меня с собой. Не успела мама, придя домой, привести себя в порядок, как я за ней стала ходить следом. Мама и говорит мне:

— Хватит, Зина, ходить за мной, как хвост. Ну, говори, чего ты хочешь?

Тут я осмелилась и говорю ей:

— Мамочка, я так хочу побывать в Ростове! Пожалуйста, возьми меня с собой. Валю ты уже брала с собой не раз, Сашу и подавно, а меня ещё ни разу.

— Так Валя мне помощница, а ты, ну какая ты помощница? Только мешать будешь.

— Да нет, мамочка, я тебе тоже помогать буду. Ведь считать я уже хорошо научилась, ты же сама знаешь.

— Ну, хорошо, уговорила ты меня, — говорит мама. – Да я уже и сама подумывала взять тебя, познакомить с городом. Собирайся, да не забудь, плыть будем ночью, комарья будет очень много, да и прохладно на воде, так что оденься потеплей.

С большой радостью побежала я собираться в поездку. Надела самое нарядное, по моему мнению, платье и жакетик с длинными рукавами, сшитый из «помазейки» (так у нас называли хлопчатобумажную ткань бумазею).

До пристани расстояние четыре с половиной километров, и довезти туда товар на тачке помогли Саша с Валей. Пришли на пристань рано. Саша с Валей вернулись домой, а мы с мамой стали ждать катер. Тогда по Манычу ходили маленькие пассажирские катерки типа «ПТ».

Погода стояла отличная, тихая и солнечная. Детвора ещё вовсю купалась в речке. Я тоже попросила у мамы разрешения искупаться. В этом месте, где причаливает катер, глубина большая. Мальчишки с причала ныряли один за другим. Девчонки купались чуть подальше. Я пошла к девочкам и стала купаться. Вода была тёплая, как парное молоко, и купаться было приятно. Правда, я привыкла купаться в лимане, там глубина была намного меньше, да и течение слабее. Поэтому здесь мне было страшновато.

Все ныряли, и я тоже решилась нырнуть. Набрав, как всегда, побольше воздуха в лёгкие, я нырнула. Опустилась до самого дна. Картина в воде была потрясающей красоты. Я невольно задержалась, любуясь зарослями водорослей и рыбками, снующими между ними. Они от солнца казались серебристыми. А самое главное, что меня задержало, это лучи солнца, преломленные водой. Так было вокруг красиво, и казалось, что всё залито золотом. Я просто ошеломлена была такой красотой.

Вдруг я почувствовала, что мне не хватает воздуха. Стала поспешно подниматься наверх. Чувствую, что вот-вот сделаю невольный вдох, и всё… конец. В панике я еле-еле вынырнула. Вышла на берег, рядом лежали сваленные в большую кучу брёвна. Села я на одно из них и думаю, как всё может быстро кончиться. Вот минута – и всё, нет жизни, всё закончится в один миг, и жизнь, и всё, что меня окружает, уйдёт навсегда.

Мама в это время разговаривала с тётей Галей, мамой Вовки, который купался вместе со всеми. Мама заметила, что я уже сижу, и спрашивает:

— А что это ты так мало купалась?

— Да так, — говорю. — Что-то мне здесь не нравится купаться.

— Ну, хорошо, посиди, обсохни немного, а потом оденешься.

Маме я не стала рассказывать о случившемся, а то ещё не разрешит никогда больше на глубине купаться.

Катер прибыл точно по расписанию. Мест в каюте уже не было, и мы с мамой устроились на палубе. Уложила она меня на лавку, а голову мою положила к себе на колени, укрыла платком. Весь путь до станицы Манычской я спала. Где-то в половине второго ночи мама разбудила меня и говорит:

— Вставай, Зина, сейчас мы будем шлюзоваться.

Спросонья я ничего не соображала. Смотрю вокруг и ничего не понимаю. Вижу только, что мы вплываем в какое-то сооружение.

— Это шлюзы, — говорит мама. – Смотри внимательно. В этом месте наш Маныч впадает в реку Дон. Маныч течёт выше Дона. Видишь, наш катер на воде Маныча выше стоит, чем тот катер, который стоит на Дону, на противоположной стороне шлюза. Значит, река Дон течёт ниже Маныча. Сейчас шлюзы заработают, и уровень двух рек сравняется, и мы поплывём каждый по своему пути: мы войдём в Дон, а встречный катер – в Маныч.

Вдруг что-то загудело, зашумело, и с большой силой стала бить вода и падать куда-то вниз, а наш катер качнулся и начал опускаться вниз, а тот, что напротив, стал подниматься. Наблюдать за всем этим мне было очень интересно. Вот наши катера стали на одном уровне. Ворота шлюза открылись, и мы вплыли в реку Дон, а тот катер, что был напротив, вошёл в реку Маныч. При встрече они друг другу прогудели, как будто поприветствовали и попрощались.

Набережная станицы Манычской была ярко освещена электрическим светом, не так, как у нас в хуторе, — фонарями, заправленными керосином. Откуда-то лилась приятная музыка. Всё это мне очень нравилось, и спать совсем расхотелось. Шлюзование длилось больше получаса, и когда мама мне предложила поспать ещё часика два, я, конечно же, отказалась. Во все глаза смотрела я на широкую полноводную реку Дон, которая открылась перед моим взором.

Войдя в воды Дона, наш катер как бы приосанился, гудел изо всех сил своим хрипловатым басом встречным катерам, а их проплывало мимо много, больших и малых, да ещё сновали между ними неуклюжие рыбачьи фелюги и моторные лодки. Мне было всё это удивительно. Спрашиваю я маму:

— Мамочка, а как же они не сталкиваются и не сходят на мель? Ведь их так много.

— Видишь, Зина, путь судам указывают огоньки, вон они горят цепочкой, вот по ним и ориентируются все суда, и большие, и малые. Да ты это и сама видела на нашей реке, только на нашей их гораздо меньше. Это же бакены, а их зажигают бакенщики. Да ты же знаешь Фединого отца, нашего соседа. Он тоже зажигает на реке Маныч фонари, указывая путь судам.

— Да, мама, я знаю, — ответила я. – Но у нас совсем мало ходит судов, а здесь вон сколько!

— На то она и река большая, поэтому у неё и работа большая. Зина, ты видишь, небо посветлело, скоро будет рассвет, а к рассвету мы подплывём к Ростову. Так что готовься к знакомству с большим и красивым городом.

Вдруг как-то неожиданно на реку лёг туман. Всё вокруг стало призрачным, словно сказочным, всё выглядело странно, как будто выплывало само по себе. И вот перед нашим катером вдруг появился огромный мост. Он был в огнях, но они светили через туман тускло, и казалось, что огни светят сами собой, как бы зависли в воздухе. Но вскоре туман стал реже, мост был теперь виден отчётливей. Мама сказала, что мы уже подплываем к Ростову. Этот мост, сказала она, одним концом выходит на Буденновский проспект. До войны, продолжала она, мост не успели достроить, а когда немцы заняли Ростов, он им очень нужен был, и они его достроили. Так что, когда немцев выбили уже совсем из Ростова в 1943 году, его быстро ввели в работу. Через этот мост перевозили грузы и отправляли людей на фронт. А уже в 1945-м победном году его основательно достроили.

Я с интересом слушала мамин рассказ. В это время перед моими глазами открылся вид верхнего яруса набережной. Меня поразили руины. Их было так много и они так зияли выбитыми рамами окон и дверьми, что я невольно воскликнула:

— Ой, мамочка, как ещё много развалин! Здесь, наверно, были большие бои?

— Да, Зина, война вошла в дома ростовчан неожиданно, как и для всех людей нашей страны и была очень жестокой и разрушительной. Ты же видела, сколько у нас в хуторе после войны осталось пустырей. Так что же говорить о большом городе.

Мама рассказывала мне о том, как Ростов дважды был в оккупации, какие ожесточённые бои шли здесь, как за город сражались не только воины, но и сами ростовчане, как зверствовали фашисты, особенно во время второй оккупации Ростова. Мама очень любила и хорошо знала довоенный Ростов, его улицы и старинные здания и с болью рассказывала мне, как много красивых домов в центре города было разрушено во время войны.

— Я тебе покажу район от вокзала до Ворошиловского проспекта, который был весь в руинах. Ростовчане рассказывают, здесь не было возможности даже проехать на танке. Когда жители после освобождения города вышли из подвалов и убежищ, на глазах у них были слёзы радости, но и горечи от увиденного, такой огромный урон был нанесён захватчиками их родному городу. Казалось, нужны десятки лет, чтобы восстановить город. Но ростовчане уже через несколько дней после освобождения выступили с призывом «Мы возродим тебя, родной Ростов». А на плакатах со словом «Отстоим» стали дописывать букву Р, и получилось «Отстроим». Ты сейчас сама, Зина, увидишь отстроенную заново набережную.

И действительно, пока мама рассказывала о подвигах защитников города и героическом труде жителей Ростова, мы причалили. Сойдя с катера на набережную, я была поражена её красотой. Пока мама искала носильщика, я стояла около своих вещей и разглядывала всё вокруг. Вскоре вернулась мама с носильщиком. Он сложил нашу кладь на коляску, и мы по проспекту Семашко поднялись к воротам старого базара. По пути мама продолжала рассказывать мне о том, как восстанавливалась набережная. Ростовчане по собственной инициативе после основной работы приходили с лопатами и кирками, разбирали разрушенные причальные сооружения и на освободившихся местах прокладывали аллеи, устанавливали бордюры, разбивали клумбы, монтировали красивую чугунную ограду вдоль берега реки. Люди трудились безвозмездно, делали всё, что было в их силах.

А вот на мой вопрос, почему так долго не восстанавливают верхний ярус набережной, мама ответить не смогла. Гораздо позже я узнала о генеральном плане «Повернуть город лицом к Дону», разработанном ещё в 1945 году. Ростов должен был выйти к реке не только промышленными зонами, складами, подъездными железными дорогами, но и прогулочными бульварами, красивыми набережными, жилыми и общественными зданиями. Так вот верхний ярус набережной – это и были складские помещения, в общем, промышленная зона. А вывести её отсюда – это была одна из сложнейших задач, поэтому так долго не разбирали руины.

Поднимались мы к старому базару по очень крутому подъёму, мощёному булыжником. Шла я, часто спотыкаясь, и думала: «Бедные люди! Как они ходят по такой неудобной дороге?»

— Что это ты, Зина, спотыкаешься без конца? Поднимай повыше ноги, а то поцарапаешь сандалии, — говорит мне мама.

Вдруг я увидела, как впереди в просвете переулка мелькнули два вагона с людьми. Я трамвай в кино раньше видела, а вот вживую – нет. Я и спрашиваю маму:

— Мама, это трамвай, да? Мы на нём покатаемся?

— Да, дочечка, это он, — ответила мама. – Мы обязательно покатаемся, но в другой раз, не теперь. У нас с тобой ещё много дел.

Когда мы вошли в ворота базара, он ошеломил меня своим шумом и обилием товаров. Чего тут только не было! А больше всего поразили моё воображения сами люди. Они были разными по облику, одежде, речи. Всё вокруг оглушало меня криком, гомоном, мельканьем. Стояла середина лета, и прилавки ломились от обилия овощей, фруктов, зелени. Здесь пахло дынями, лежавшими горами, арбузами, мёдом, разной рыбой – вяленой, сушёной, свежей. Все эти запахи смешивались и дурманили мою голову.

Наконец мама нашла место для своего товара, разложила его на торговой лавке. Торговля у нас пошла довольно бойко, и мы быстро всё распродали.

— Ну а теперь, — сказала мама, — мы со своими монатками вернёмся на вокзал. Всё сдадим в камеру хранения, купим билеты на обратный путь и до вечера будем свободны. Вот и погуляем по набережной и по центру. Я тебе покажу всё и расскажу то, что сама знаю о городе.

Мы сдали вещи в камеру хранения, купили билеты и, сидя на скамейке, перекусили провизией, взятой из дома. Запили еду газированной водой с сиропом, которая мне очень понравилась. Продавалась она на каждом углу и стоила одну копейку, если без сиропа, и 10 копеек – с сиропом.

Мы поднялись по Буденновскому проспекту и подошли к собору. Меня поразило его величие. Войдя в собор, я вдруг увидала другой мир. Кругом горели свечи и лампады, и в этом свете так необыкновенно выглядели иконы. А особенно поразил меня купол – небо со звёздами и парящими ангелами.

Мама подошла к иконе и стала молиться, а я продолжала рассматривать иконы, переходя от одной к другой. Я впервые находилась в церкви и воспринимала иконы как картины. Помолившись, мама обратилась к проходившему священнослужителю. О чём они говорили, я не знаю.

Мы вышли из собора, перекрестились, поклонились ему и пошли дальше по Буденновскому проспекту.

— Сейчас мы подойдём к большому магазину, который называется универмаг. Ты увидишь, это одно из самых красивых зданий города, — сказала мама.

Мы поднялись к главной улице Ростова – улице Энгельса. Мама сказала, что до революции она называлась Большой Садовой, а место её пересечения с Буденновским проспектом называется воротами Ростова.

— Вот смотри, Зина, здание с большими часами и башенками – это и есть центральный универмаг. А вон, видишь, на другой стороне улицы Энгельса тоже красивое здание и тоже с башенками, в нём есть кондитерская. Туда мы зайдём чуть позже, а сейчас поднимемся в универмаг.

В универмаге мне всё понравилось и всё удивляло – товары и люди, многие из которых были нарядно одеты. Больше всего меня поразили зеркала, которые были невероятной величины. Они располагались на очень красивой лестнице с первого этажа до самого верхнего. Глаза мои разбегались от обилия товаров. Но особенно привлекла моё внимание полка фарфоровых статуэток-куколок. Их было много, и все они были в разных одеждах и шляпках. Надолго задержалась я около них. Я просто не в силах была оторвать глаз от статуэток. Мама заметила это и спросила:

— Ты очень хочешь иметь такую куколку?

— Да, — ответила я шёпотом. – Только я знаю, ты, мамочка, не можешь её мне купить, потому что ты денежки бережёшь на налог.

Мама ничего не ответила на мои слова, только попросила не отходить от витрины, пока она не вернётся.

— Хорошо, мамочка, я тебя подожду и как раз рассмотрю все статуэтки.

Я так была увлечена рассматриванием этих куколок, что не заметила возвращения мамы. Она подошла ко мне и протянула коробочку. Когда я открыла её, то от радости сначала онемела. Фарфоровая куколка!

— Ой, мамочка, спасибо! – только и смогла я произнести. Мама в ответ нежно улыбнулась и погладила меня по голове.

И снова мы вышли на улицу Энгельса, перешли её и зашли в кондитерскую. Мама угостила меня, как и обещала, вкусными пирожными и кофе.

— А сейчас мы вернёмся на набережную и продолжим знакомство с ней, — объявила мама. – Только спускаться к набережной мы будем по другому главному проспекту – Ворошиловскому.

Мы спускались на набережную, и мама рассказывала, что такой, как сейчас, набережной до войны не было. Был речной вокзал, но тогда, прибыв в Ростов по реке, пассажиры оказывались на довольно грязной, замусоренной набережной.

— А вот сейчас, посмотри, Зина, проложили чудесный бульвар у Дона.

Работы по благоустройству набережной уже были в основном завершены. Только аллеи ещё не были тенистыми, потому что деревца только были высажены и не давали тени. А вот газоны уже зеленели травой, и на клумбах цвели цветы. Мы с мамой бродили по аллеям, рассматривали уютные летние кафе, новые пассажирские причалы. От них один за другим отправлялись на прогулки катера. И тут я увидела женщину в высоком колпаке и белой куртке. Она раздавала взрослым и детям стаканчики.

— Что это, мама?

— Это продают мороженое. Выбирай себе любое, — сказала мама.

Мороженое я ещё не пробовала, даже не видела его никогда. Я выбрала пломбир, и мама купила его. Мороженое оказалось необыкновенно вкусным!

Мы с мамой гуляли по набережной до прихода нашего катера, на котором мы поплыли домой. Таким было моё первое знакомство с любимым городом Ростовом-на-Дону.