Вячеслав Пилягин: «Судьба моя – ”Октопус”!»
Центр коррекции зрения «Октопус» – одна из самых известных офтальмологических фирм в Самаре. И одна из старейших – в этом году ей исполнилось тридцать лет. Мы неоднократно рассказывали об «Октопусе» – одном из самарских лидеров в области коррекции и восстановления зрения, но его основатель Вячеслав Игоревич Пилягин всегда оставался в тени. Сегодня мы исправляемся: наш собеседник – генеральный директор Центра коррекции зрения «Октопус».
Виталий Добрусин. – Вячеслав Игоревич, все мы родом из детства.
Вячеслав Пилягин. – У меня было нормальное, советское детство. Родители работали на заводе «Строммашина». Они были простые, но довольно консервативные. Отец не пил, не курил и не ругался матом. Он имел пять классов образования, но был начитанным и много занимался самообразованием. Служил в армии семь лет и даже чуть-чуть воевал с Японией. Звали его Егор Тимофеевич. Но когда он служил, в армии его звали Игорем. И потому, вернувшись из армии, он получил временный паспорт как Игорь Тимофеевич. И как раз я в это время родился. И меня записали – Игоревич. А потом, когда отец получал постоянный паспорт, его записали уже так, как правильно: Егор Тимофеевич. В итоге я – Игоревич, а мой родной младший брат – Егорович. Так что я на самом деле Вячеслав Егорович, но так меня никто никогда не называл.
Маму звали Прасковья Кондратьевна. Она была из староверов Безенчукского района. Семья в деревне у нее была большая и очень строгих правил. И поэтому воспитание от родителей я получил консервативное и классическое. Как и отец, я не курил и занимался спортом. Заложенное родителями всегда было основой моего характера.
В.Д. – Вы же учились в институте связи, а потом ушли.
В.П. – После школы я поступил в институт связи и проучился там три года. Учился не очень хорошо. Видимо, это было не мое. Но все равно, если ты три года проучился, легче окончить институт, чем уйти из него. А я ушел. Тут несколько моментов сложилось – и личная романтическая драма, и отношения с деканом, который меня невзлюбил. Но у меня не было хвостов, я учился вполне себе нормально. Просто понял, что не мое. Мое близкое окружение тогда было инфантильным, и я попал в институт, который не полюбил. Хорошо, что я это понял. Мог ведь потом и профессию всю жизнь тянуть нелюбимую. В общем, я ушел из института связи и поступил на четвертый факультет авиационного института.
Но я там недолго проучился, а конкретно – два месяца. И потом меня забрали в армию.
Служил я в Калининградской области в пограничных войсках. Уходил я тяжело. В армию мне не хотелось совсем, пошел служить с лишним весом. Гоняли нас вовсю. Утром подъем, и километр до польской границы. Бего́м. Были дожди. Старшина кричит: «Упор для отжима». А подо мной лужа. Но приказ старшины не обсуждается. Я в лужу и отжиматься. Мокрый насквозь. Но не болел. В армии болеть нельзя. Если узнаешь дорожку в медпункт или больничку, дембеля будут гонять.
Я довольно быстро адаптировался к армии. Стрельбы у нас были, гранаты боевые бросали, стреляли из автомата Калашникова. После окончания учебки я остался там инструктором. Сам дослужился до старшины. Я не жалею, что служил в армии. Она очень многое во мне изменила. Отрихтовала мой характер. Я же до армии был вяловатый парень. Армия меня закалила, я многие взгляды свои изменил. Вернулся в институт. Специальность – обработка металлов давлением. Металлургическая профессия. Штамповки, литейные цеха и так далее.
В.Д. – Учась в институте, а потом, придя на завод, вы могли представить, что будете связаны с медициной?
В.П. – Конечно, нет. Это были девяностые годы, я был взрослым человеком и ничего не планировал. Как идет, так и идет. Это все интуиция. Понятно, способности. Ты принимаешь благодаря им правильные решения. Что-то в тебе заложено. Везение в огромной степени. А так-то нет. О медицине я не думал.
Я довольно амбициозный человек. Не тщеславный, но амбициозный. Я – в отца. У меня отец был амбициозным человеком. Мама – нет. А я достаточно амбициозный, но я интроверт, человек, сосредоточенный на собственном внутреннем мире.
Карьеру я делал как мог. Правда, поздно начал, в 29 лет. Но сначала после института был Станкозавод, где я уже через полгода стал заместителем начальника цеха. Но у меня могла возникнуть и другая карьера. Я состоял в партии. Отец у меня был не то, что антисоветчик, но очень большой скептик по поводу всего этого порядка. Один год он был председателем профсоюза на заводе, его выбрали, ему предлагали съездить на пикничок, а он не пьет. Он все делал как надо. Пойдет, деньги снимет. Отнесет болеющему человеку. Ни копейки никогда себе не брал и другим не давал воровать. Руководство завода посмотрело, посмотрело и на следующий год его убрало. Такие профсоюзные лидеры руководству предприятия были не нужны. Но в коллективе отца уважали. Не могу сказать, что его любили. Но уважали. Хотя он там простым токарем работал.
А я был активным общественником. И стал посматривать в сторону партии. Потом мне билет в театр на конференцию районную дали. Мне понравилось. Потом билет на парад с буфетом. Вроде завлекательно. И вдруг поручение: иди вот к этой женщине и сделай так, чтобы она ушла с завода. Вот это мне не понравилось – разрушать человеческие судьбы по указанию сверху. А до этого мне секретарь парткома говорил: «Ты грамотный, трезвый, у тебя перспективы. Иди на место парторга цеха. А потом секретарем в райком». Но я подумал и сказал, что мне этого не надо. Сказал, что хочу быть больше по хозяйственной части. И не жалею об этом.
В.Д. – Почему перешли со Станкозавода на «Нефтемаш»?
В.П. – Характер у меня такой. Что-то заканчивается внутри, и я больше не хочу. Становится неинтересно. Это был 1990 год. У меня друг уже на «Нефтемаше» организовал фирму частную, крутился, зарабатывал и позвал на этот завод. И зарплата была там даже больше, чем на Станкозаводе. Я подумал и перешел. Три года там проработал. Стал начальником цеха. А потом наступил 1993 год. Почти сорок лет мне было.
В.Д. – Как возникла идея с линзами?
В.П. – На заводе мы начали работать по две недели из месяца, а на две недели нас отпускали за свой счет. Я чувствую, что завод загибается. А тут еще жена у меня начала торговать туалетной водой. Оптом закупала и в розницу продавала. Я ей помогал и ездил вместе с ней по ее делам. Но она стала больше меня получать, и мне это не понравилось. Надо было решать, как дальше жить, где работать. На заводе я написал заявление на отпуск с 1 апреля 1993 года за свой счет.
А у меня с 1982 года не было хрусталика на правом глазу. Его из-за катаракты удалили. Тогда ставили искусственные хрусталики, но это было опасно, а у меня была осложненная катаракта. И в это время в Москве появились линзы – «Северный ветер» назывались. Я поехал за линзами в Москву. У них там офис, свое производство. А мне надо было линзу плюс 13. Зашел в офис, сидит такая дама на «ресепшене». Я объяснил ей, что мне нужны линзы +13. Она ответила, что такие не производят. И я ушел. Развернулся и пошел.
Спустился на один этаж и решил вернуться. Я не знал, что это будет мое судьбоносное возвращение. Я не знал, что этим возвращением навсегда меняю свою судьбу. Но именно так и было. Вернулся и спросил: «А вы не хотите в Самаре открыть филиал?» «Нет», – отвечает дама и всем своим видом показывает, что разговор окончен. Она была немного высокомерная. Но я вдруг стал ее уговаривать. Почему стал ее уговаривать, не знаю. Я ведь ничего не понимал в этом бизнесе с линзами. Но, видимо, какие-то мои слова произвели на нее впечатление, и она говорит: «Ладно. Я с мужем поговорю. Приходите завтра». Как в фильме с одноименным названием: «Приходите завтра». Я пришел. И мы с этим мужем поговорили. Он заинтересовался. Но я думал, что буду только продавать линзы, а он сказал, что нужно еще, чтобы производство было организовано в Самаре. Найдете денег на производство, сказал, и мы договоримся.
А у меня в Москве жили брат с женой, сноха Наташа училась в финансовом институте. Они уже работали в бизнесе. Я обратился к ним, потому что они грамотные были и при деньгах. И мы договорились, что они дают деньги и мы совместно учреждаем фирму «Северный ветер-2». Они покупают оборудование, а я все организовываю. У них было по 45%, а у меня 10%. Директором стал я. И 19 мая 1993 года я открыл фирму в Москве, а работать начали в Самаре. У нас бухгалтерии не было года три. И я ничего не знал, какая там бухгалтерия. Наличные деньги, туда-сюда. Сначала получал из Москвы линзы, а в 1994 году начал производить их в Самаре.
В.Д. – Как производство было создано?
В.П. – Линзы изготавливались на швейцарских токарных станках из сухих заготовок. Я поехал на свой завод «Нефтемаш», ребята там работали на станках с ЧПУ (числовым программным управлением), и я троих человек оттуда «сдернул», чтобы они освоили производство линз. Они «сдернулись». Поехали учиться в Москву на два месяца. Все это оплачивалось. Научились. Приехали. И двое из них сразу стали меня шантажировать. Что они теперь специалисты, что я должен создать для них особые условия. В общем, дерзко стали разговаривать. А я третьего спрашиваю, который был моим младшим партнером: «Сергей, ты с ними или со мной?» «Я с тобой», – ответил он. Тогда я говорю тем двоим: «Вы свободны. Я не буду с вами работать». Они не ожидали таких моих слов, стали опять нормально разговаривать. «Хорошо. Вы остаетесь, – говорю я. – Но до трех нарушений, одно у вас уже есть». Они остались.
У меня, конечно, был опыт и старшины, и начальника цеха. Но в бизнесе руководящий стиль пришлось осваивать заново.
Начали производить линзы. Все было очень непросто. Мы что-то зарабатывали, конечно, хоть нас и обдирали. Я месяца через три машину уже купил, но не только на эти деньги. Я еще удачно в МММ вложился, миллион вложил, а брат мне позвонил и говорит: что-то там нехорошо. И я забрал три миллиона. А через две недели они лопнули.
В.Д. – Как привлекали потребителей?
В.П. – Я очень много занимался самообразованием. Читал, изучал, конспектировал. За короткое время я знал о линзах больше, чем кто-либо в Самаре. Понимал, что при отсутствии медицинского образования мне могут помочь только приобретенные знания и практика. А еще общение со специалистами. Поэтому я много разговаривал с врачами, обучал их работе с линзами. Тогда ведь линзы были абсолютно новым делом для Самары. Обучал врачей простейшим вещам, больше технологичным. Как пользоваться, как обращаться. И сам учился вместе с ними.
Помню один из первых наших офисов. Это в поликлинике Ерошевского было. Нашим «ресепшеном» был пеленальный столик в коридоре. И мы сидели за этим столом. А за нами был кабинет офтальмолога. Но дела шли хорошо. Народ к нам валил. К 1995 году мы открыли до 40 кабинетов по России. Нашей фирмы – «Северного ветра-2».
Керосин стоил настолько дешево, что мы сами проводили инкассацию в Хабаровске. У нас человек летел в Хабаровск, залетал в Иркутск, возвращался обратно и привозил деньги из обоих городов. Не сумасшедшие деньги, не страшные миллионы, но деньги, которых хватало, чтобы платить сотрудникам зарплату и развиваться.
В.Д. – К 1996 году какой процент в городе вы брали на себя по линзам?
В.П. – Тогда был большой процент, и достаточно долго мы были монополистами с линзами. Процентов 30, наверное, точно брали. Но линзы были отечественные и нуждались в усовершенствовании. Я поехал к тому московскому совладельцу, с которым начинал. Говорю, наши линзы уступают корейским. А тогда именно корейские линзы лидировали в стране. Он: «Нет, наши лучшие». Я беру пузырек и показываю – там плавает стружка, которой быть не должно. Потому что после того, как жесткую заготовку обрабатывают, ее погружают в раствор, в естественную среду, близкую к слезе. Она там гидротируется и становится мягкой. Требования к качеству линз должны быть не просто максимальные, а супермаксимальные. А совладелец твердит, что мы лучшие. Я понял, что, если буду слушать его, мы остановимся. С учетом того, что в Самаре уже появились конкуренты и поджимали со всех сторон. Мы могли опережать их только за счет идеального качества линз и первоклассного медицинского обслуживания. Были непростые переговоры с Москвой, но мы расстались. С «Северным ветром» я в итоге работал три года – с 1993 по 1996-й. Я благодарен моим московским коллегам, я с ними начинал, они меня многому научили, но дальше я решил двигаться сам. Как бы ни было сложно, но сам. Так в 1996 году появился «Октопус».
В.Д. – Как появилось название?
В.П. – Название придумал один из моих знакомых. Мне оно не понравилось. Октопус – по-гречески осьминог. У меня это название ассоциировалось с щупальцами. У знакомого тоже ассоциировалось с щупальцами, но в другом смысле. Что мы своими услугами накроем всех. Однако в коллективе название поддержали, и я согласился. Как нас потом в связи с этим названием не называли – даже «автобусом». Но это название запоминалось и выделяло нас. Зато потом, когда речь зашла о ребрендинге и название можно было поменять, я решил не менять. Все привыкли – и врачи, и пациенты. Вся Самара привыкла. И я привык. Сейчас оно мне уже даже нравится.
В.Д. – Как вы расширялись? Как пережили дефолт 1998 года?
В.П. – Как раз 1998 год мы закончили хорошо. Цены на линзы и на медицинское обслуживание у нас были конкурентоспособные. А с 1996 года мы еще очками занялись. В общем, народ нам доверял, народ к нам шел, и пациентов становилось все больше. А вот 1999 год был для нас тяжелым. Потому что все пациенты уже затоварились контактными линзами. Продаж практически не было. Работали, как по инерции.
А тут и у меня в личной жизни произошло событие – семейный дефолт. Я разошелся с женой и четыре года вел холостой образ жизни. Пил пиво, ел фисташки, бастурму и яичницу сам себе готовил. Вот так я жил. На выходные к друзьям приезжал на дачу. Брал пиво, чипсы и фисташки, женщины ворчали: «Мы уже толстеем с твоих чипсов».
А потом я встретил Лену, и с 2003 года у меня завязалась другая жизнь. Лена с первого дня меня понимала и поддерживала. И мою работу поддерживала. Когда жена – друг, когда жена – близкий и родной человек, это самое главное в жизни.
Мы еще не были близко знакомы, а она мне устроила поездку в Америку по обмену. Я посмотрел, как развивается аналогичный бизнес в Америке, и встрепенулся. Я понял, что мы совершенно не отстаем от них по этому вопросу. Но на меня повлияла их энергичность, их заряженность. Они носятся там все, как бешеные – с раннего утра и до позднего вечера. Не то, что как мы – сидим на диване и жалуемся на жизнь. Они – работяги. И еще матричные люди. Живут и работают по раз и навсегда принятым правилам.
Не все мне у них понравилось. Их стандартизация не понравилась. Но при этой стандартизации у них была воспитана удивительная хватка. Их учат, как надо жить. Учат тому, что в жизни пригодится. И поэтому, как только шанс стрельнул, они его не упустят. Мы еще раздумываем, размышляем, взвешиваем «за и против», а они сразу хватаются за любой, даже за самый минимальный шанс. У меня так было однажды, когда в 1993 году в Москве, в офисе «Северного ветра», я вернулся и предложил москвичам сотрудничество.
В.Д. – Что изменили в работе после возвращения из США?
В.П. – Энергичнее стал. Давить стал на сотрудников больше, а то я за четыре года расслабился. И они расслабились. Приходилось и орать. Не интеллигент я на самом деле. Вспомнил в себе и армейского старшину, и начальника заводского цеха. Все забегали, и к 2004 году мы были уже на коне.
Разные бывали ситуации. И довольно драматические, когда мы, например, брали оборудование в лизинг. Под 37%. Ну и попали. И года три мы кувыркались. Заплатили бешеные деньги. А потом еще наше родное правительство постановление выпустило задним числом, что надо платить НДС за это оборудование. Когда мы покупали, этого решения не было, а потом появилось, и мы обязаны были это сделать. С лизинговой компанией мы судились. Но все равно, как бы нам ни было сложно, мы двигались вперед.
В.Д. – У вас тогда уже была уверенность, что то, что вы выбрали, выбор на всю жизнь? Вы не думали изменить свою судьбу?
В.П. – Нет. К 2003 году мне уже полтинник был. Я понимаю, что некоторые и в 80 лет судьбу свою меняют и заново начинают. Но мне энергии на новое уже не хватало. «Октопус» стал моей судьбой. И я его поддерживаю, развиваю, живу его проблемами. Хотя и к новым идеям отношусь с уважением. Вот, например, моя жена Лена пришла и сказала: «Я хочу клинику ЭКО открыть, будет вот так и так». И открыла. И клиника развивается. Был период, когда клиника была очень успешная. Потом не очень. А сейчас, тьфу-тьфу, все хорошо. Уважаю свою жену за ее неуспокоенность, за ее новые проекты.
В.Д. – А Вы успокоились?
В.П. – Нет. Но, может быть, я недостаточно резкий. Был у нас недавно бизнес-коуч Сергей Гарпиненко, мой сосед по даче. Состав наш руководящий обучал, потом говорит: «У вас расслабленный коллектив. Уважение есть, панибратства нет. Но коллектив требует дополнительной работы. И вы как руководитель должны быть более жестким».
Эти слова меня задели. А потом стал думать: тридцать лет мы как-то прожили. Я даже знаю, как можно сделать, чтобы мы были богаче, больше, мощнее. Что я не сделал – я тоже знаю. Тем не менее, с коллективом мы прошли все сложные времена. Никто меня не кинул. Никто не обманул. Мне нравится мой коллектив, я с удовольствием с ним встречаюсь. Это жизнь моя.
А еще я бы хотел сказать слова огромной благодарности всем тем людям, которые все эти годы помогали мне и «Октопусу». Этих людей очень много. Я подумал о том, что надо бы назвать какие-то имена. Но потом подумал, что никого не хочу обижать. Может быть, я кого-то забуду и не назову очень важных людей. И, кроме того, если бы я начал перечислять всех людей, кому я благодарен, это бы заняло много и времени, и места. Поэтому огромная благодарность всем этим людям! Они действительно помогли мне – где-то учили меня, где-то поддерживали! Очень всех благодарю! Самая искренняя и самая сердечная вам благодарность!
Блиц-опрос
– Визитная карточка Октопуса сегодня. С чем вы пришли к 30-летию?
– В районе миллиона приемов пациентов. Более 30 тысяч операций. А это значит, десяткам тысяч пациентов возвращено или улучшено зрение. По обязательному медицинскому страхованию к нам едут пациенты не только из Самарской области, но и из других регионов. Пациентов из Самарской области мы возим на своем автомобиле, для них у нас 13-местный минивэн. Сейчас у нас работают около 150 человек, которые оказывают услуги в тринадцати «Оптиках» в Самаре.
– В 2010 году вы начали сотрудничать с территориальным фондом обязательного медицинского страхования. Что ОМС вам дал?
– Обязательное медицинское страхование – не панацея, там очень жесткая система, и прибыль очень сложно получить. Но ОМС – это хорошо. Потому что это репутация, потому что это моральная и материальная поддержка государства.
– Самые близкие люди в Вашей личной жизни?
– Жена Елена Евгеньевна, ее сын Марк. Отец Марка Игорь Викторович работает реаниматологом. И, конечно, 10-летний внук, моя самая нежная любовь – Лев Маркович Зоткин. Своих детей у меня, к сожалению, нет.
– Самые близкие друзья?
– Сергей Алексеевич Кудинов – мой партнер и одноклассник. В руководстве компанией он практически не участвует, но остается соучредителем. Трудоголик страшный. Занимается несколькими направлениями. Сейчас у него «Вода из Царевщины».
Сергей Викторович Голощапов. Мой заместитель, мы с ним 29 лет вместе. В январе 2024 года будет 30, как мы знакомы. Сергей рос вместе с фирмой. Вместе совещания проводим. Правда, он совещаний не любит, а я без них не могу. Сергей – главный мой помощник в работе, опора моя большая. Я не то, что стопроцентно могу на него положиться – 200-процентно.
Вениамин Давыдович Крейндель, близкий друг, настоящий товарищ, дружим больше 50 лет.
Джангуидо Бреддо. Ресторатор. Автор книг об итальянской кухне. Джангуидо, может быть, не самый близкий мой друг, но хороший товарищ. Он жесткий перфекционист, но в ресторане у него мягкая атмосфера. Учусь у него. Самое главное, чтобы на предприятии была хорошая, человеческая атмосфера.
Генеральному директору Центра коррекции зрения «Октопус» ПИЛЯГИНУ В.И.
С центром коррекции зрения «Октопус» мы работаем в одной области уже много лет. Осуществили много совместных проектов, провели немало совместных конференций. Сегодня «Октопус» заслуженно считается одним из авторитетных центров коррекции и восстановления зрения и свой 30-летний юбилей встречает множеством профессиональных побед и заслуженным признанием. С праздником, коллеги!
Андрей Золотарёв, доктор медицинских наук, главный офтальмолог Министерства здравоохранения Самарской области, главный врач СОКОБ имени Т.И. Ерошевского, заведующий кафедрой глазных болезней СамГМУ
Уважаемые коллеги!
От всего сердца поздравляю вас с 30-летним юбилеем!
Сегодня клиника «Октопус» входит в число пионеров медицинского бизнеса, которым удалось выдержать перипетии времени и стать уважаемым офтальмологическим учреждением Самарской губернии.
Ваш коллектив – это настоящая команда профессионалов, которая справляется с самыми сложными задачами и помогает восстановить зрение тем, кто в нем нуждается.
Хочу выразить огромную благодарность каждому из вас за ваше трудолюбие, энтузиазм и профессионализм. Ваше умение видеть больше, чем просто глазами, ваша забота и внимание к каждому пациенту – это то, что делает вашу работу такой важной и значимой.
Желаю каждому из вас крепкого здоровья, успехов в работе и новых достижений! Пусть ваше мастерство будет всегда востребовано, а благодарность пациентов будет вашей лучшей наградой.
Сердечно поздравляю всех врачей и сотрудников больницы со знаменательной датой в ее истории! Будьте счастливы и гордитесь своей профессией, ведь вы делаете мир ярче и лучше!
Владислав Романов, директор ТФОМС Самарской области.
С Вячеславом Пилягиным беседовал Виталий ДОБРУСИН
При подготовке публикации использованы фото из архива В.И. Пилягина.