Еловые ветки
Этот рассказ вошёл в сборник "Происхождение мрака". Те, кто читал мой роман "Я иду тебя искать", могут заметить, что оттуда сюда перекочевал один из диалогов. По поводу этого рассказа некоторые мне писали, что в конце у них шли мурашки по коже. Надеюсь, что вам понравится!
— Мам, может, хватит дуться? Давай поговорим. Ты как маленькая, честное слово. Я уже поняла, что не права, уже извинилась сто раз, — Лиза напряженно смотрела на мать.
Та даже не шелохнулась. Наталья сидела за столом, подперев щёку правой рукой, и смотрела в окно.
Лиза закатила глаза:
— Ну сколько можно? Мама, тебе ведь даже поговорить не с кем, а ты упорно продолжаешь из себя обиженную строить. Как мне это надоело.[cut=Читать далее......]
Лиза вздохнула и отошла в другой конец комнаты. Ситуация начинала её раздражать. Её мать всегда была обидчивой и своенравной, но в этот раз она явно перегибала палку. «И ведь не один мускул не дрогнет, — подумала Лиза. — Какая жестокая».
Лиза присела на кровать, которая была аккуратно застелена, и стала разглядывать фотографии, висящие на стене.
Вот на этой фотографии её мать такая молодая, совсем девчонка. Она усталая, но очень счастливая, держит на руках двухмесячную Лизу. Лиза пристально вглядывалась в лицо матери. Куда делась её былая красота и блеск в глазах? Почему люди с возрастом дурнеют не только внешне, но и внутренне? Как бы ей хотелось увидеть сейчас свою мать молодой и беззаботной, как на этой фотографии. Но прошлого не вернёшь.
А вот на этой фотографии мама вместе с папой сидят рядом на диване. У каждого из них руки сплетены в замок и лежат на коленях. Никаких современных обнимашек и поцелуйчиков, всё чинно и строго, а в глазах у обоих… чёртики.
Эх, куда всё подевалось?
Папа умер десять лет назад. Мама отшивала всех ухажеров, претендующих на её руку и сердце, потому что считала, что папа был единственным мужчиной в её жизни и изменить ему даже после того, как он умер, было по её мнению, высшей степенью цинизма и самым настоящим предательством.
Лиза особо не задумывалась над мотивами этого поступка, но, наверное, мама была права.
На душе у Лизы было как-то тревожно, неспокойно.
Лиза вздохнула, поднялась с кровати и вышла из дома. На улице было жарко. В воздухе жужжали сонные мухи. Как обычно бывает после обеда, всё вокруг было ленивым и сонным, даже воздух был неподвижным. Марево колыхалось над травой, деревьями и кустами.
Лиза медленно побрела вдоль ряда старых деревенских домов. Каждый дом был знаком ей до мелочей, как-никак Лиза прожила тут всю свою жизнь. Каждый дом дышал своим особым дыханием. Вот дом Василисы Петровны. Он дышит свежевыпеченными пирогами. Баба Василиса всегда была затейницей в плане кулинарии. Ни дня не обходилось без того, чтобы она не затеяла то пироги, то булки. Когда Василиса Петровна начинала печь по всей деревне разлетались манящие запахи, и все деревенские дети ходили вокруг этого дома, водя носами. Василиса Петровна всегда была щедрой, и ни один ребёнок никогда не оставался без пирога.
Дом деда Василия дышал весельем. Дед был гармонистом и весельчаком, так что ни один деревенский праздник не обходился без него.
Но был в деревне один дом, который все старались обходить стороной. Он дышал горем. Мать рассказывала Лизе, что в этом доме живёт женщина, которая во время войны получила похоронки на мужа и на всех своих пятерых сыновей. С тех пор она ни разу не улыбнулась. Даже те, кто не знал этой страшной истории, чувствовали исходящую от дома тягостную энергетику. Дети, увлечённые какой-нибудь весёлой игрой, галдящие и кричащие, когда пробегали мимо этого дома, замедляли шаг, вдруг замолкали, и на цыпочках, почти не дыша, старались поскорее обойти его.
Когда Лиза проходила мимо дома бабы Клавы — старушки, с которой дружила её мать — со двора выбежала чёрная кошка, Мурка. Лиза очень любила Мурку. Она была ласковая, и Лиза часто брала её к себе на руки и гладила. Мурка мурлыкала так громко, что, наверное, было слышно на другом конце деревни.
Но в этот раз Мурка явно была не в духе. Она перегородила Лизе дорогу, выгнула спину и зашипела.
— Мурочка, милая, что с тобой? Это же я, Лиза, — девушка постаралась вложить в свой голос всё своё доброе расположение к кошке, но на ту это не подействовало. Кошка подпрыгнула на месте, выгнулась ещё сильнее и выпустила когти, давая понять, что к ней лучше не приближаться.
Из калитки вышла баба Клава.
Лиза улыбнулась ей:
— Здравствуй, баб Клав. Как дела?
Баба Клава зыркнула в сторону Лизы и переключилась на Мурку:
— А ты чаво тут выгнулась, шальная? А ну давай туды, туды, — бабка махнула тряпкой, которую держала в руках, задев Лизину руку.
Кошка бабу Клаву слушаться совсем не хотела и даже не сдвинулась с места.
Лиза потихоньку обошла Мурку стороной. На глазах показались слёзы. Значит, мама пожаловалась на неё бабе Клаве, и теперь та с ней даже здороваться не хочет. И даже Мурка на неё шипит. Неужели она и правда такой плохой человек, что не достойна даже хорошего отношения кошки?
Да, пропадать из дома на неделю было неправильно. Лиза прекрасно это понимала. Мама, наверное, вся извелась и сто раз её в мыслях похоронила. Но ведь она искренне раскаялась и попросила прощения. Неужели она не достойна того, чтобы её простили? Да ладно, пусть не прощает, но хоть словом перемолвиться с ней можно…
Погружённая в свои тягостные мысли, Лиза не заметила, как дошла до деревенского кладбища. Ей всегда нравилось здесь гулять. Попадая сюда, Лиза как будто отрешалась от мирской суеты, даже мысли становились тут какими-то другими, а душу наполняли умиротворение и лёгкая тоска.
Лиза медленно двигалась между рядами могил, надгробий, оград.
В конце одной из тропинок её внимание привлёк свеженасыпанный холмик, весь заваленный венками и цветами. Кого же тут похоронили? — подумала Лиза. Такое событие никак не могло пройти мимо неё. В деревне, если кто-то умирал, хоронили его всей деревней. Все важные события в жизни человека, как то свадьбы, разводы, похороны, рождение детей для деревенских жителей становились общими. Их отмечали вместе, сообща. Как Лиза могла пропустить чью-то смерть? Хотя… Её ведь целую неделю дома не было. Наверное, мама не стала ей об этом говорить из-за своей обиды. Лизе стало грустно. Вот и ещё чья-то звезда закатилась. Смерть — это всегда грустно. Лиза хотела подойти к ограде и прочитать, кого тут похоронили, но тут её внимание отвлёк какой-то человек.
На скамейке в одной из оград она заметила дядю Ваню. Он сидел на скамейке за столиком и наблюдал за идущей Лизой.
— Ой, дядь Вань, здравствуйте! А вы чего тут? — радостно встрепенулась Лиза.
— Да так просто, сижу, отдыхаю, — сказал дядя Ваня.
«Странное место для отдыха», — подумала Лиза, но вслух не сказала. За целый день это был первый человек, который с ней заговорил, и она была безмерно ему за это благодарна.
Лиза открыла калитку, зашла внутрь ограды и села рядом с дядей Ваней на лавочку.
Вокруг было так спокойно, так тихо. Лизу стало клонить в сон.
— Лиза, а ты помнишь у Пушкина «Сказку о мёртвой царевне и о семи богатырях»? — вдруг спросил дядя Ваня.
Лиза вскинула на него глаза.
— Конечно, — сказала она.
— Помнишь, там есть такие строчки:
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места,
В том гробу твоя невеста.
— Да, я всегда так живо представляла этот хрустальный гроб… и тишину вокруг, — сказала Лиза.
— А ты никогда не задумывалась, почему богатыри не похоронили царевну как полагается? — спросил дядя Ваня и пристально посмотрел на Лизу.
— Нет, никогда не задумывалась, — Лиза покачала головой. — Я всегда воспринимала это просто как сказку. Наверное, богатыри очень любили царевну и не хотели признавать её мёртвой? А, положив её в хрустальный гроб и не закопав в землю, они как бы… надеялись, что она оживёт.
Какие странные вопросы задаёт дядя Ваня. Он казался Лизе всё более странным. Да и вообще всё в последнее время в её жизни стало странным. Почему дядя Ваня отдыхает на кладбище, да ещё и рассказывает ей такие странные истории? Для чего он это делает? В голове у Лизы крутилось множество вопросов, но спросить об этом дядю Ваню она не решалась.
Всё происходящее начинало казаться Лизе каким-то сюрреалистичным, как будто она попала в фильм какого-нибудь чокнутого режиссёра с больной фантазией и стала главной героиней, вокруг которой происходят какие-то таинственные события, и все вокруг знают, в чём дело, и только одна она не подозревает о том, что происходит на самом деле. Нет, в роли такого человека ей оказываться совсем не хотелось.
— Лиза, а ты знаешь, что не всегда и не везде людей хоронили, закапывая в землю? Были и другие обряды захоронения, — сказал дядя Ваня. — В древности некоторые народы практиковали воздушное погребение.
— Это что ещё такое? — спросила удивлённая Лиза.
— Умерших людей, как эту царевну из сказки, подвешивали в гробах на высокие деревья или просто клали на какую-нибудь возвышенность. Некоторых хоронили в стволах деревьев, выдалбливая из них древесину. Некоторых просто подвешивали на дерево на самую высокую ветку. Погребённых таким образом находили на вершинах высоких скал или даже в пещерах. Прямо как в этой сказке.
— А зачем это делали? — спросила Лиза. — Неужели нельзя было похоронить как положено?
— Что значит как положено? — спросил дядя Ваня. — То, что мы так привыкли, совсем не значит, что только так и должно быть. Другим, например, кажется, что неправильно это то, как делаем мы. А воздушное погребение, как считается, символизирует принадлежность человека как к земному, так и к небесному мирам. Чем выше человека хоронили, тем ценнее он, значит, был для людей. Так что то, что богатыри похоронили царевну на высокой горе, говорит об их особом к ней расположении, так что тут, Лизонька, ты попала в точку.
— Надо же, так интересно и в то же время так жутко, — Лиза поёжилась. — А казалось бы простая детская сказка.
— Знаешь, в сказках, оказывается, столько смысла. Люди в древности не просто придумывали эти сказки. В них рассказывали о той жизни, которой жили в то время люди, какие существовали обряды. Мы сейчас воспринимаем это всё как сказку, как выдумку, потому что жизнь очень сильно поменялась, многое кануло в небытие и упоминания об этом только в сказках и остались. Кстати, существовал не только обряд воздушного погребения. Некоторые народы предавали тела умерших воде. Например, пускали их вниз по реке в лёгких лодках. В последнее плавание. Бедняки же просто заворачивали тела умерших в грубую ткань и опускали в воду. Многие народы предавали тела умерших людей огню. Существует много подобных обрядов.
— Это получается, — медленно сказала Лиза, — что людей предавали всем четырём стихиям: воздуху, огню, воде и земле.
— Да, ты права, — сказал дядя Ваня. — Всему, что нас окружает. — Лиза, а ты «Вия» читала?
— Читала, — сказала девушка.
— А помнишь, как там Хома Брут целую ночь молитвы над ведьмой читал?
— Помню, — поёжилась Лиза. «Вий» было самым страшным произведением, которое она за свою жизнь прочитала.
— А зачем он это делал? — спросил дядя Ваня.
— Ну она же ведьма была, — быстро сказала Лиза. — Так полагалось.
— Оказывается, не только ведьмам по ночам молитвы читали. Это, между прочим, один из обрядов нашего с тобой народа. Когда в деревне умирал какой-нибудь человек, полагалось, чтобы по ночам с ним кто-нибудь сидел до самого утра, до первых петухов. Сидели с покойником обычно пожилые женщины, которые знали церковные молитвы. В 12 часов ночи покойнику закрывали лицо, а хозяева устраивали для присутствующих поминальную трапезу. В 6 утра покрывало, которым накрывали лицо покойника, снимали и умывали его.
Лиза закрыла рот рукой:
— Господи, страшно-то как. Неужели на самом деле такое было?
— Не только раньше было, Лизонька. В некоторых деревнях до сих пор такой обычай сохранился.
— Но это же страшно, с покойником ночью сидеть.
— А чего страшного? Он же мёртвый. Ничего страшного тебе уже не сделает, — усмехнулся дядя Ваня. — Чего его бояться-то?
— Всё равно… жутко всё это.
— Это мы, Лизонька, привыкли покойников бояться, а раньше их не боялись, раньше со смертью были на ты. Представляешь, сколько раньше в деревнях в одной семье детей рождалось? По тринадцать штук. А выживало только двое-трое. Раньше ведь не было всяким там антибиотиков и других лекарств. Заболел простудой — и каюк. Это ж, получается, что в одной семье каждый год похороны могли справлять.
— Откуда ты всё это знаешь, дядь Вань? — Лиза по-настоящему была удивлена познаниям своего знакомого.
— Из книжек, — сказал дядя Ваня с улыбкой. — Знаешь, сколько всего интересного можно из них узнать? А еще из опыта. Своего личного. Между прочим, к смерти у разных народов очень разное отношение. Ты, например, знала, что для балийцев смерть — это праздник?
Лиза уставилась на дядю Ваню в полном недоумении:
— Ты что, шутишь?
— Нет, я не шучу, — сказал дядя Ваня. — Это настоящая правда. Они считают, что земная жизнь — это наказание и когда рождается человек, его оплакивают, потому что он пришёл в этот мир на мучения. Когда же земная жизнь приходит к концу и человек умирает, приходит конец и его мучениям. Во время похорон жители устраивают самый настоящий праздник. Люди танцуют, поют, веселятся. Балийцы считают, что естественное состояние человека — это слияние его духа с природой.
Лиза была в полном ошеломлении.
— Меня больше всего поразило то, — продолжил дядя Ваня, — что, оказывается, даже неандертальцы хоронили своих умерших. Учёные при раскопках нашли такие захоронения. Оказывается, там даже были цветы. Представляешь, Лизонька? Значит, они тоже испытывали печаль и тоску по ушедшим от них.
Лиза молчала, не зная, что сказать. Всё это было так ново для неё.
— А ты замечала, что когда кого-то хоронят, всю дорогу от самого дома еловыми ветками закидывают? Как ты думаешь, для чего это делают?
— Не знаю, — затаив дыхание, сказала Лиза. Ей было и жутко от рассказов дяди Вани, и в то же время безумно любопытно — такова человеческая натура, все неизвестное и таинственное неизменно притягивает.
— Оказывается, еловые ветки кидают для того, чтобы покойник смог найти дорогу домой. В течение сорока дней покойник приходит домой ночевать и вот для того, чтобы он не сбился с пути, ветки и кидают. А ещё в течение этих сорока дней каждую ночь ставят на подоконник стакан с водой для покойника, а утром его выливают в святой угол, а на лавочке под окном стелют ему постель, чтобы ему было куда лечь.
Лиза молчала поражённая. Она ничего этого не знала.
— Дядь Вань, а это правда, что ель — символ смерти? — тихо спросила девушка.
— Правда. Ты же сама, наверное, знаешь, что покойников и гробы, в которых они лежат, накрывают еловыми ветками. Этот обычай был ещё у древних славян. А ещё я знаю, что в древности самоубийц хоронили между двумя ёлками, укладывая их вниз лицом.
— Никогда больше не буду на Новый год ёлку наряжать, — сказала Лиза.
— У славян, кстати, новогодним деревом считалась не ёлка, а берёза, и Новый год отмечали не зимой, а в день весеннего равноденствия.
— Как это всё интересно, дядь Вань, и в то же время жутко… — сказала Лиза. — А для чего ты мне всё это рассказываешь? — Лиза решилась наконец задать вопрос, который сверлил ей голову с самого начала разговора.
Дядя Ваня пристально посмотрел в глаза девушки.
— Ты сама всё со временем поймёшь… Постепенно. Ты должна сама всё понять. Я не имею права тебе ни о чём говорить. Ты сама всё поймёшь.
Дядя Ваня поднялся со скамейки, погладил Лизу по голове и ушёл.
Лиза продолжала сидеть ошеломлённая, не зная, как воспринимать слова дяди Вани. Что он хотел всем этим сказать? Почему он выбрал такую странную тему для разговора? Что вообще вокруг происходит?
Лиза вышла с кладбища и целый день бродила по окрестностям. Домой идти не хотелось. А зачем? Снова видеть мать, которая молчит и не хочет с тобой даже словом перемолвиться?
Встреча с дядей Ваней как-то странно тревожила Лизин рассудок. Что-то во всём этом было не так, но что именно, Лиза понять никак не могла. Голова её была в каком-то тумане, как будто половину её мыслей и воспоминаний просто стерли или они ушли глубоко на дно её сознания, откуда извлечь их было очень сложно. Наверное, так чувствует себя человек после тяжелого похмелья.
Когда уже стало темнеть, Лиза наконец засобиралась домой.
Открыв дверь, Лиза поняла, что мать не одна. Она сидела на кухне и с кем-то разговаривала. Лиза затаилась и прислушалась.
— Клавка, — рыдала Наталья. — Она ж прям перед этим ребятёнка родила и в землю закопала его. Понимаешь, Клавка?
Клава заохала.
— Как же так-то, Наташка? Как так-то?
У Лизы всё похолодело внутри. Как же она весь день вот так вот ходила и даже ни разу не вспомнила об этом? Разве такое вообще возможно? А мать-то какая предательница! Да как можно такие тайны посторонним людям рассказывать? Как она теперь соседям в глаза смотреть будет? Баба Клава тут же всей деревне об этом растрезвонит, у неё вода в попе не удержится.
Лиза от возмущения и стыда чуть не задохнулась. Ей захотелось ворваться на кухню, схватить мать за грудки и хорошенько её встряхнуть. Но она через силу взяла себя в руки и заставила себя сидеть тихо.
Наталья уронила голову на стол и зарыдала. Клава пыталась её успокоить, гладила по волосам и тихо что-то нашептывала.
— Я ж в этом виновата, Клавка, я одна.
— Да почему ты-то? — недоумевала Клава.
— Да потому что я ей сказала, что с дитём на порог не пущу, — сквозь слезы сказала Наталья и снова зарыдала пуще прежнего.
— Ой, Наташка, чё наделала-то ты… чё наделала… — Клава всплеснула руками и прикрыла ладонью рот. — Зачем же ты с ней так? Ведь никого ж у неё окромя тебя нету. Ты почему не остановила-то её, когда она такой грех совершала?
— Ой, не начинай, Клавка, и без тебя тошно, хоть в петлю лезь, — завыла Наталья.
— А это ты брось, Наташка, брось. Грех великий. Даже не упоминай про это, — Клава подсела поближе к Наталье и обняла её. — Знать, судьба у неё такая.
— Да какая судьба? Я во всём виновата, одна я. Ни при чём тут судьба. И за что мне всё это? За какие такие грехи?
— Наташ, а от кого ребёнок-то был? — осторожно спросила Клава.
— От Игоря, — обреченно вздохнула Наталья.
Клава охнула и замолчала.
На стене тикали ходики. Каждый удар казался Лизе всё громче и громче. Ещё немного — и у неё лопнет голова.
Лиза поймала себя на мысли, что тикающие ходики наводят её на мысли о смерти. А ведь и правда, каждая секунда невольно приближает её к самому краю существования.
Тик-так. Скоро и ты окажешься в могиле.
Время и так бежит быстро, а Лиза ещё постоянно его подгоняет. Она постоянно чего-то ждёт. Начинается понедельник, а она уже отсчитывает дни до пятницы, чтобы поскорее пришли выходные. А выходные проскакивают настолько быстро, что она их даже не замечает. Она ждёт каникулы, чтобы отдохнуть от учёбы. Она ждёт Нового года, 8 марта, 23 февраля, чей-то день рождения, потом свой день рождения, потом опять чей-то. Она ждёт, ждёт, ждёт, нервничает, торопит время, подгоняет его, зачеркивает числа на календаре, отрывает листы и бросает их в мусорную корзину. Она торопит время, которое и так не особо-то желает с ней задерживаться. Она не живёт, потому что постоянно чего-то ждёт. Надо жить, наслаждаясь каждым мгновением, растягивая его до размеров бесконечности, потому что каждое мгновение уходит безвозвратно, оно никогда больше не повторится. Мгновения надо ценить на вес золота. Лиза вздохнула и поёжилась.
Время! Как быстро оно пролетает. Лиза вспомнила, как познакомилась с Игорем. Не влюбиться в него было просто невозможно. Красавец, весельчак, да при этом ещё и романтик. Приходил к её дому и пел под окном песни под гитару. А потом они целовались под луной. Вот только известие о беременности очень не понравилось Лизиной матери.
Острая боль кольнула сердце, когда Лиза отчетливо вспомнила, что ей пришлось пережить в ту ночь, когда родился ребёнок. Когда Игорь узнал о том, что произошло, рыдал навзрыд, как будто у него отняли самое ценное, что только могло быть на всём белом свете. Именно тогда он и предложил Лизе сбежать.
Да где же он сейчас? Целый день его не видела, вдруг подумала Лиза.
И вдруг её внимание привлекли слова матери. Она продолжала разговаривать на кухне с бабой Клавой.
— Клав, может, я сошла с ума, но мне кажется, что её душа не упокоилась. Мне кажется, по ночам она тут ходит… Да и днём тоже. Я иногда чувствую, как она дышит возле меня… А дыхание у неё такое холодное-холодное… Как будто с мороза…
Наталья снова заплакала.
— Наташка, да не терзай ты себя так. Что было, того не вернёшь. Сама знаешь, кабы знать, где упасть, соломки бы подстелила. В церковь надо сходить, с батюшкой посоветоваться. Он тебе подскажет, что делать. А сама ты что будешь делать? Только себя изведёшь.
— Бог меня за такое никогда не простит, буду в аду гореть, — рыдала Наталья.
— Бог милосердный, — сказала еле слышно Клава. — Он и не такое прощает. Главное, тебе самой себя простить.
Лиза сидела ни жива не мертва. Значит, мать всё-таки раскаивается в своём поступке. Так почему же она тогда не разговаривает с ней? Почему всячески показывает ей свою обиду? Лиза никак не могла взять всего этого в толк. Мысли были как будто ватные, не желали шевелиться.
— И Игорь этот тоже виноват, — вдруг со злобой выпалила Наталья. — Наворотил дел, а потом сбежать с ней решил… И водить-то толком не умеет… В аварию ведь из-за него попали.
— А вот его, Наташка, не надо винить, — Клава встала из-за стола. — Во-первых, о мёртвых нельзя плохо говорить, а во-вторых, он её любил так, как никто другой её не полюбил бы. Я сколько на свете живу, а такой любви не видала. Так что помолчи, Наташка, не бери ещё один грех на душу.
У Лизы всё похолодело внутри. Тоска сдавила грудь, но слёз не было. Игорь умер? Не может такого быть… Да как же так? А мать ей ничего не сказала? Игорь был для неё целым миром, и теперь его больше нет. Лиза была ошеломлена, но до конца ещё не осознавала своей утраты.
— Мне вчера дядя Ваня покойный приснился, что-то мне про Лизу говорил. Не помню только, что именно, — Наталья вытирала глаза подолом халата.
Лиза поднялась с пола. Её мутило. Она спустилась с крыльца и направилась в сторону кладбища. Еловые ветки больно кололи её босые ноги.
— Мам, может, хватит дуться? Давай поговорим. Ты как маленькая, честное слово. Я уже поняла, что не права, уже извинилась сто раз, — Лиза напряженно смотрела на мать.
Та даже не шелохнулась. Наталья сидела за столом, подперев щёку правой рукой, и смотрела в окно.
Лиза закатила глаза:
— Ну сколько можно? Мама, тебе ведь даже поговорить не с кем, а ты упорно продолжаешь из себя обиженную строить. Как мне это надоело.[cut=Читать далее......]
Лиза вздохнула и отошла в другой конец комнаты. Ситуация начинала её раздражать. Её мать всегда была обидчивой и своенравной, но в этот раз она явно перегибала палку. «И ведь не один мускул не дрогнет, — подумала Лиза. — Какая жестокая».
Лиза присела на кровать, которая была аккуратно застелена, и стала разглядывать фотографии, висящие на стене.
Вот на этой фотографии её мать такая молодая, совсем девчонка. Она усталая, но очень счастливая, держит на руках двухмесячную Лизу. Лиза пристально вглядывалась в лицо матери. Куда делась её былая красота и блеск в глазах? Почему люди с возрастом дурнеют не только внешне, но и внутренне? Как бы ей хотелось увидеть сейчас свою мать молодой и беззаботной, как на этой фотографии. Но прошлого не вернёшь.
А вот на этой фотографии мама вместе с папой сидят рядом на диване. У каждого из них руки сплетены в замок и лежат на коленях. Никаких современных обнимашек и поцелуйчиков, всё чинно и строго, а в глазах у обоих… чёртики.
Эх, куда всё подевалось?
Папа умер десять лет назад. Мама отшивала всех ухажеров, претендующих на её руку и сердце, потому что считала, что папа был единственным мужчиной в её жизни и изменить ему даже после того, как он умер, было по её мнению, высшей степенью цинизма и самым настоящим предательством.
Лиза особо не задумывалась над мотивами этого поступка, но, наверное, мама была права.
На душе у Лизы было как-то тревожно, неспокойно.
Лиза вздохнула, поднялась с кровати и вышла из дома. На улице было жарко. В воздухе жужжали сонные мухи. Как обычно бывает после обеда, всё вокруг было ленивым и сонным, даже воздух был неподвижным. Марево колыхалось над травой, деревьями и кустами.
Лиза медленно побрела вдоль ряда старых деревенских домов. Каждый дом был знаком ей до мелочей, как-никак Лиза прожила тут всю свою жизнь. Каждый дом дышал своим особым дыханием. Вот дом Василисы Петровны. Он дышит свежевыпеченными пирогами. Баба Василиса всегда была затейницей в плане кулинарии. Ни дня не обходилось без того, чтобы она не затеяла то пироги, то булки. Когда Василиса Петровна начинала печь по всей деревне разлетались манящие запахи, и все деревенские дети ходили вокруг этого дома, водя носами. Василиса Петровна всегда была щедрой, и ни один ребёнок никогда не оставался без пирога.
Дом деда Василия дышал весельем. Дед был гармонистом и весельчаком, так что ни один деревенский праздник не обходился без него.
Но был в деревне один дом, который все старались обходить стороной. Он дышал горем. Мать рассказывала Лизе, что в этом доме живёт женщина, которая во время войны получила похоронки на мужа и на всех своих пятерых сыновей. С тех пор она ни разу не улыбнулась. Даже те, кто не знал этой страшной истории, чувствовали исходящую от дома тягостную энергетику. Дети, увлечённые какой-нибудь весёлой игрой, галдящие и кричащие, когда пробегали мимо этого дома, замедляли шаг, вдруг замолкали, и на цыпочках, почти не дыша, старались поскорее обойти его.
Когда Лиза проходила мимо дома бабы Клавы — старушки, с которой дружила её мать — со двора выбежала чёрная кошка, Мурка. Лиза очень любила Мурку. Она была ласковая, и Лиза часто брала её к себе на руки и гладила. Мурка мурлыкала так громко, что, наверное, было слышно на другом конце деревни.
Но в этот раз Мурка явно была не в духе. Она перегородила Лизе дорогу, выгнула спину и зашипела.
— Мурочка, милая, что с тобой? Это же я, Лиза, — девушка постаралась вложить в свой голос всё своё доброе расположение к кошке, но на ту это не подействовало. Кошка подпрыгнула на месте, выгнулась ещё сильнее и выпустила когти, давая понять, что к ней лучше не приближаться.
Из калитки вышла баба Клава.
Лиза улыбнулась ей:
— Здравствуй, баб Клав. Как дела?
Баба Клава зыркнула в сторону Лизы и переключилась на Мурку:
— А ты чаво тут выгнулась, шальная? А ну давай туды, туды, — бабка махнула тряпкой, которую держала в руках, задев Лизину руку.
Кошка бабу Клаву слушаться совсем не хотела и даже не сдвинулась с места.
Лиза потихоньку обошла Мурку стороной. На глазах показались слёзы. Значит, мама пожаловалась на неё бабе Клаве, и теперь та с ней даже здороваться не хочет. И даже Мурка на неё шипит. Неужели она и правда такой плохой человек, что не достойна даже хорошего отношения кошки?
Да, пропадать из дома на неделю было неправильно. Лиза прекрасно это понимала. Мама, наверное, вся извелась и сто раз её в мыслях похоронила. Но ведь она искренне раскаялась и попросила прощения. Неужели она не достойна того, чтобы её простили? Да ладно, пусть не прощает, но хоть словом перемолвиться с ней можно…
Погружённая в свои тягостные мысли, Лиза не заметила, как дошла до деревенского кладбища. Ей всегда нравилось здесь гулять. Попадая сюда, Лиза как будто отрешалась от мирской суеты, даже мысли становились тут какими-то другими, а душу наполняли умиротворение и лёгкая тоска.
Лиза медленно двигалась между рядами могил, надгробий, оград.
В конце одной из тропинок её внимание привлёк свеженасыпанный холмик, весь заваленный венками и цветами. Кого же тут похоронили? — подумала Лиза. Такое событие никак не могло пройти мимо неё. В деревне, если кто-то умирал, хоронили его всей деревней. Все важные события в жизни человека, как то свадьбы, разводы, похороны, рождение детей для деревенских жителей становились общими. Их отмечали вместе, сообща. Как Лиза могла пропустить чью-то смерть? Хотя… Её ведь целую неделю дома не было. Наверное, мама не стала ей об этом говорить из-за своей обиды. Лизе стало грустно. Вот и ещё чья-то звезда закатилась. Смерть — это всегда грустно. Лиза хотела подойти к ограде и прочитать, кого тут похоронили, но тут её внимание отвлёк какой-то человек.
На скамейке в одной из оград она заметила дядю Ваню. Он сидел на скамейке за столиком и наблюдал за идущей Лизой.
— Ой, дядь Вань, здравствуйте! А вы чего тут? — радостно встрепенулась Лиза.
— Да так просто, сижу, отдыхаю, — сказал дядя Ваня.
«Странное место для отдыха», — подумала Лиза, но вслух не сказала. За целый день это был первый человек, который с ней заговорил, и она была безмерно ему за это благодарна.
Лиза открыла калитку, зашла внутрь ограды и села рядом с дядей Ваней на лавочку.
Вокруг было так спокойно, так тихо. Лизу стало клонить в сон.
— Лиза, а ты помнишь у Пушкина «Сказку о мёртвой царевне и о семи богатырях»? — вдруг спросил дядя Ваня.
Лиза вскинула на него глаза.
— Конечно, — сказала она.
— Помнишь, там есть такие строчки:
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места,
В том гробу твоя невеста.
— Да, я всегда так живо представляла этот хрустальный гроб… и тишину вокруг, — сказала Лиза.
— А ты никогда не задумывалась, почему богатыри не похоронили царевну как полагается? — спросил дядя Ваня и пристально посмотрел на Лизу.
— Нет, никогда не задумывалась, — Лиза покачала головой. — Я всегда воспринимала это просто как сказку. Наверное, богатыри очень любили царевну и не хотели признавать её мёртвой? А, положив её в хрустальный гроб и не закопав в землю, они как бы… надеялись, что она оживёт.
Какие странные вопросы задаёт дядя Ваня. Он казался Лизе всё более странным. Да и вообще всё в последнее время в её жизни стало странным. Почему дядя Ваня отдыхает на кладбище, да ещё и рассказывает ей такие странные истории? Для чего он это делает? В голове у Лизы крутилось множество вопросов, но спросить об этом дядю Ваню она не решалась.
Всё происходящее начинало казаться Лизе каким-то сюрреалистичным, как будто она попала в фильм какого-нибудь чокнутого режиссёра с больной фантазией и стала главной героиней, вокруг которой происходят какие-то таинственные события, и все вокруг знают, в чём дело, и только одна она не подозревает о том, что происходит на самом деле. Нет, в роли такого человека ей оказываться совсем не хотелось.
— Лиза, а ты знаешь, что не всегда и не везде людей хоронили, закапывая в землю? Были и другие обряды захоронения, — сказал дядя Ваня. — В древности некоторые народы практиковали воздушное погребение.
— Это что ещё такое? — спросила удивлённая Лиза.
— Умерших людей, как эту царевну из сказки, подвешивали в гробах на высокие деревья или просто клали на какую-нибудь возвышенность. Некоторых хоронили в стволах деревьев, выдалбливая из них древесину. Некоторых просто подвешивали на дерево на самую высокую ветку. Погребённых таким образом находили на вершинах высоких скал или даже в пещерах. Прямо как в этой сказке.
— А зачем это делали? — спросила Лиза. — Неужели нельзя было похоронить как положено?
— Что значит как положено? — спросил дядя Ваня. — То, что мы так привыкли, совсем не значит, что только так и должно быть. Другим, например, кажется, что неправильно это то, как делаем мы. А воздушное погребение, как считается, символизирует принадлежность человека как к земному, так и к небесному мирам. Чем выше человека хоронили, тем ценнее он, значит, был для людей. Так что то, что богатыри похоронили царевну на высокой горе, говорит об их особом к ней расположении, так что тут, Лизонька, ты попала в точку.
— Надо же, так интересно и в то же время так жутко, — Лиза поёжилась. — А казалось бы простая детская сказка.
— Знаешь, в сказках, оказывается, столько смысла. Люди в древности не просто придумывали эти сказки. В них рассказывали о той жизни, которой жили в то время люди, какие существовали обряды. Мы сейчас воспринимаем это всё как сказку, как выдумку, потому что жизнь очень сильно поменялась, многое кануло в небытие и упоминания об этом только в сказках и остались. Кстати, существовал не только обряд воздушного погребения. Некоторые народы предавали тела умерших воде. Например, пускали их вниз по реке в лёгких лодках. В последнее плавание. Бедняки же просто заворачивали тела умерших в грубую ткань и опускали в воду. Многие народы предавали тела умерших людей огню. Существует много подобных обрядов.
— Это получается, — медленно сказала Лиза, — что людей предавали всем четырём стихиям: воздуху, огню, воде и земле.
— Да, ты права, — сказал дядя Ваня. — Всему, что нас окружает. — Лиза, а ты «Вия» читала?
— Читала, — сказала девушка.
— А помнишь, как там Хома Брут целую ночь молитвы над ведьмой читал?
— Помню, — поёжилась Лиза. «Вий» было самым страшным произведением, которое она за свою жизнь прочитала.
— А зачем он это делал? — спросил дядя Ваня.
— Ну она же ведьма была, — быстро сказала Лиза. — Так полагалось.
— Оказывается, не только ведьмам по ночам молитвы читали. Это, между прочим, один из обрядов нашего с тобой народа. Когда в деревне умирал какой-нибудь человек, полагалось, чтобы по ночам с ним кто-нибудь сидел до самого утра, до первых петухов. Сидели с покойником обычно пожилые женщины, которые знали церковные молитвы. В 12 часов ночи покойнику закрывали лицо, а хозяева устраивали для присутствующих поминальную трапезу. В 6 утра покрывало, которым накрывали лицо покойника, снимали и умывали его.
Лиза закрыла рот рукой:
— Господи, страшно-то как. Неужели на самом деле такое было?
— Не только раньше было, Лизонька. В некоторых деревнях до сих пор такой обычай сохранился.
— Но это же страшно, с покойником ночью сидеть.
— А чего страшного? Он же мёртвый. Ничего страшного тебе уже не сделает, — усмехнулся дядя Ваня. — Чего его бояться-то?
— Всё равно… жутко всё это.
— Это мы, Лизонька, привыкли покойников бояться, а раньше их не боялись, раньше со смертью были на ты. Представляешь, сколько раньше в деревнях в одной семье детей рождалось? По тринадцать штук. А выживало только двое-трое. Раньше ведь не было всяким там антибиотиков и других лекарств. Заболел простудой — и каюк. Это ж, получается, что в одной семье каждый год похороны могли справлять.
— Откуда ты всё это знаешь, дядь Вань? — Лиза по-настоящему была удивлена познаниям своего знакомого.
— Из книжек, — сказал дядя Ваня с улыбкой. — Знаешь, сколько всего интересного можно из них узнать? А еще из опыта. Своего личного. Между прочим, к смерти у разных народов очень разное отношение. Ты, например, знала, что для балийцев смерть — это праздник?
Лиза уставилась на дядю Ваню в полном недоумении:
— Ты что, шутишь?
— Нет, я не шучу, — сказал дядя Ваня. — Это настоящая правда. Они считают, что земная жизнь — это наказание и когда рождается человек, его оплакивают, потому что он пришёл в этот мир на мучения. Когда же земная жизнь приходит к концу и человек умирает, приходит конец и его мучениям. Во время похорон жители устраивают самый настоящий праздник. Люди танцуют, поют, веселятся. Балийцы считают, что естественное состояние человека — это слияние его духа с природой.
Лиза была в полном ошеломлении.
— Меня больше всего поразило то, — продолжил дядя Ваня, — что, оказывается, даже неандертальцы хоронили своих умерших. Учёные при раскопках нашли такие захоронения. Оказывается, там даже были цветы. Представляешь, Лизонька? Значит, они тоже испытывали печаль и тоску по ушедшим от них.
Лиза молчала, не зная, что сказать. Всё это было так ново для неё.
— А ты замечала, что когда кого-то хоронят, всю дорогу от самого дома еловыми ветками закидывают? Как ты думаешь, для чего это делают?
— Не знаю, — затаив дыхание, сказала Лиза. Ей было и жутко от рассказов дяди Вани, и в то же время безумно любопытно — такова человеческая натура, все неизвестное и таинственное неизменно притягивает.
— Оказывается, еловые ветки кидают для того, чтобы покойник смог найти дорогу домой. В течение сорока дней покойник приходит домой ночевать и вот для того, чтобы он не сбился с пути, ветки и кидают. А ещё в течение этих сорока дней каждую ночь ставят на подоконник стакан с водой для покойника, а утром его выливают в святой угол, а на лавочке под окном стелют ему постель, чтобы ему было куда лечь.
Лиза молчала поражённая. Она ничего этого не знала.
— Дядь Вань, а это правда, что ель — символ смерти? — тихо спросила девушка.
— Правда. Ты же сама, наверное, знаешь, что покойников и гробы, в которых они лежат, накрывают еловыми ветками. Этот обычай был ещё у древних славян. А ещё я знаю, что в древности самоубийц хоронили между двумя ёлками, укладывая их вниз лицом.
— Никогда больше не буду на Новый год ёлку наряжать, — сказала Лиза.
— У славян, кстати, новогодним деревом считалась не ёлка, а берёза, и Новый год отмечали не зимой, а в день весеннего равноденствия.
— Как это всё интересно, дядь Вань, и в то же время жутко… — сказала Лиза. — А для чего ты мне всё это рассказываешь? — Лиза решилась наконец задать вопрос, который сверлил ей голову с самого начала разговора.
Дядя Ваня пристально посмотрел в глаза девушки.
— Ты сама всё со временем поймёшь… Постепенно. Ты должна сама всё понять. Я не имею права тебе ни о чём говорить. Ты сама всё поймёшь.
Дядя Ваня поднялся со скамейки, погладил Лизу по голове и ушёл.
Лиза продолжала сидеть ошеломлённая, не зная, как воспринимать слова дяди Вани. Что он хотел всем этим сказать? Почему он выбрал такую странную тему для разговора? Что вообще вокруг происходит?
Лиза вышла с кладбища и целый день бродила по окрестностям. Домой идти не хотелось. А зачем? Снова видеть мать, которая молчит и не хочет с тобой даже словом перемолвиться?
Встреча с дядей Ваней как-то странно тревожила Лизин рассудок. Что-то во всём этом было не так, но что именно, Лиза понять никак не могла. Голова её была в каком-то тумане, как будто половину её мыслей и воспоминаний просто стерли или они ушли глубоко на дно её сознания, откуда извлечь их было очень сложно. Наверное, так чувствует себя человек после тяжелого похмелья.
Когда уже стало темнеть, Лиза наконец засобиралась домой.
Открыв дверь, Лиза поняла, что мать не одна. Она сидела на кухне и с кем-то разговаривала. Лиза затаилась и прислушалась.
— Клавка, — рыдала Наталья. — Она ж прям перед этим ребятёнка родила и в землю закопала его. Понимаешь, Клавка?
Клава заохала.
— Как же так-то, Наташка? Как так-то?
У Лизы всё похолодело внутри. Как же она весь день вот так вот ходила и даже ни разу не вспомнила об этом? Разве такое вообще возможно? А мать-то какая предательница! Да как можно такие тайны посторонним людям рассказывать? Как она теперь соседям в глаза смотреть будет? Баба Клава тут же всей деревне об этом растрезвонит, у неё вода в попе не удержится.
Лиза от возмущения и стыда чуть не задохнулась. Ей захотелось ворваться на кухню, схватить мать за грудки и хорошенько её встряхнуть. Но она через силу взяла себя в руки и заставила себя сидеть тихо.
Наталья уронила голову на стол и зарыдала. Клава пыталась её успокоить, гладила по волосам и тихо что-то нашептывала.
— Я ж в этом виновата, Клавка, я одна.
— Да почему ты-то? — недоумевала Клава.
— Да потому что я ей сказала, что с дитём на порог не пущу, — сквозь слезы сказала Наталья и снова зарыдала пуще прежнего.
— Ой, Наташка, чё наделала-то ты… чё наделала… — Клава всплеснула руками и прикрыла ладонью рот. — Зачем же ты с ней так? Ведь никого ж у неё окромя тебя нету. Ты почему не остановила-то её, когда она такой грех совершала?
— Ой, не начинай, Клавка, и без тебя тошно, хоть в петлю лезь, — завыла Наталья.
— А это ты брось, Наташка, брось. Грех великий. Даже не упоминай про это, — Клава подсела поближе к Наталье и обняла её. — Знать, судьба у неё такая.
— Да какая судьба? Я во всём виновата, одна я. Ни при чём тут судьба. И за что мне всё это? За какие такие грехи?
— Наташ, а от кого ребёнок-то был? — осторожно спросила Клава.
— От Игоря, — обреченно вздохнула Наталья.
Клава охнула и замолчала.
На стене тикали ходики. Каждый удар казался Лизе всё громче и громче. Ещё немного — и у неё лопнет голова.
Лиза поймала себя на мысли, что тикающие ходики наводят её на мысли о смерти. А ведь и правда, каждая секунда невольно приближает её к самому краю существования.
Тик-так. Скоро и ты окажешься в могиле.
Время и так бежит быстро, а Лиза ещё постоянно его подгоняет. Она постоянно чего-то ждёт. Начинается понедельник, а она уже отсчитывает дни до пятницы, чтобы поскорее пришли выходные. А выходные проскакивают настолько быстро, что она их даже не замечает. Она ждёт каникулы, чтобы отдохнуть от учёбы. Она ждёт Нового года, 8 марта, 23 февраля, чей-то день рождения, потом свой день рождения, потом опять чей-то. Она ждёт, ждёт, ждёт, нервничает, торопит время, подгоняет его, зачеркивает числа на календаре, отрывает листы и бросает их в мусорную корзину. Она торопит время, которое и так не особо-то желает с ней задерживаться. Она не живёт, потому что постоянно чего-то ждёт. Надо жить, наслаждаясь каждым мгновением, растягивая его до размеров бесконечности, потому что каждое мгновение уходит безвозвратно, оно никогда больше не повторится. Мгновения надо ценить на вес золота. Лиза вздохнула и поёжилась.
Время! Как быстро оно пролетает. Лиза вспомнила, как познакомилась с Игорем. Не влюбиться в него было просто невозможно. Красавец, весельчак, да при этом ещё и романтик. Приходил к её дому и пел под окном песни под гитару. А потом они целовались под луной. Вот только известие о беременности очень не понравилось Лизиной матери.
Острая боль кольнула сердце, когда Лиза отчетливо вспомнила, что ей пришлось пережить в ту ночь, когда родился ребёнок. Когда Игорь узнал о том, что произошло, рыдал навзрыд, как будто у него отняли самое ценное, что только могло быть на всём белом свете. Именно тогда он и предложил Лизе сбежать.
Да где же он сейчас? Целый день его не видела, вдруг подумала Лиза.
И вдруг её внимание привлекли слова матери. Она продолжала разговаривать на кухне с бабой Клавой.
— Клав, может, я сошла с ума, но мне кажется, что её душа не упокоилась. Мне кажется, по ночам она тут ходит… Да и днём тоже. Я иногда чувствую, как она дышит возле меня… А дыхание у неё такое холодное-холодное… Как будто с мороза…
Наталья снова заплакала.
— Наташка, да не терзай ты себя так. Что было, того не вернёшь. Сама знаешь, кабы знать, где упасть, соломки бы подстелила. В церковь надо сходить, с батюшкой посоветоваться. Он тебе подскажет, что делать. А сама ты что будешь делать? Только себя изведёшь.
— Бог меня за такое никогда не простит, буду в аду гореть, — рыдала Наталья.
— Бог милосердный, — сказала еле слышно Клава. — Он и не такое прощает. Главное, тебе самой себя простить.
Лиза сидела ни жива не мертва. Значит, мать всё-таки раскаивается в своём поступке. Так почему же она тогда не разговаривает с ней? Почему всячески показывает ей свою обиду? Лиза никак не могла взять всего этого в толк. Мысли были как будто ватные, не желали шевелиться.
— И Игорь этот тоже виноват, — вдруг со злобой выпалила Наталья. — Наворотил дел, а потом сбежать с ней решил… И водить-то толком не умеет… В аварию ведь из-за него попали.
— А вот его, Наташка, не надо винить, — Клава встала из-за стола. — Во-первых, о мёртвых нельзя плохо говорить, а во-вторых, он её любил так, как никто другой её не полюбил бы. Я сколько на свете живу, а такой любви не видала. Так что помолчи, Наташка, не бери ещё один грех на душу.
У Лизы всё похолодело внутри. Тоска сдавила грудь, но слёз не было. Игорь умер? Не может такого быть… Да как же так? А мать ей ничего не сказала? Игорь был для неё целым миром, и теперь его больше нет. Лиза была ошеломлена, но до конца ещё не осознавала своей утраты.
— Мне вчера дядя Ваня покойный приснился, что-то мне про Лизу говорил. Не помню только, что именно, — Наталья вытирала глаза подолом халата.
Лиза поднялась с пола. Её мутило. Она спустилась с крыльца и направилась в сторону кладбища. Еловые ветки больно кололи её босые ноги.
