Голубой подснежник (продолжение 5)
***
Афанасий открыл дверь в дом, разулся. Только хотел было снять носки, да вспомнил, что Анюта его не любила, когда он разбрасывал по всему дому свои носки. Афанасий вздохнул и прошел прямо в носках к креслу. Уселся кряхтя. Кресло заскрипело. «Вот так же и я скриплю, — подумал Афанасий. – Как вот это самое кресло. Только это кресло может жить вечно, а мне жизни осталось ни на грош». Больше всего Афанасия в смерти пугало то, что вместе с ним исчезнет весь ЕГО, Афанасия, мир, все его мысли, надежды, чувства, эмоции, мечты. Вот жил человек – и вдруг его нет. Просто испарился с лица Земли. [cut=Читать далее......]
Упования на то, что в памяти людской он может жить вечно было малоутешительно.
«Ну вот умру я, — думал, Афанасий, — будут меня помнить дети, внуки. Внуки потом будут рассказывать обо мне своим детям, и они будут знать обо мне только из их рассказов, то есть у них обо мне сложится свой образ человека, каким я на самом деле не был, это будет уже совсем другой Афанасий, кто-то другой, не я. Возможно, мои правнуки еще будут рассказывать обо мне своим детям, но образ мой с каждым поколением будет все более размытым и туманным. Я для них буду уже не реальным человеком, а каким-то мифическим прапрадедушкой из далекого-далекого прошлого. И вот так постепенно сотрусь я из памяти и не останется от меня ничегошеньки».
Афанасий вспомнил, как в одной из бесед Николай рассказывал про какого-то известного психиатра, который был атеистом и не верил в жизнь после смерти. Так вот он придумал такое утешение для тех, кто боится смерти: он утверждал, что вся наша жизнь, каждое наше деяние подобно волнам, которые могут распространяться бесконечно. Вот сделал ты какое-то дело. Оно каким-то образом повлияло на людей, на окружающий мир. Под влиянием этого человек или люди сделали еще что-то и так бесконечно. Конечно, со временем эти волны будут становится менее интенсивными, но распространяться не перестанут. Теория эта показалась Афанасию интересной и даже немного утешила его. Но сейчас Афанасий был в депрессивном настроении и подумал: ну вот волны будут распространяться, а его-то уже не будет, он-то этого не увидит. И в чем тогда смысл этих волн? Зачем они нужны? Какой толк от них?
Подобные мысли с каждым годом накатывали на Афанасия все чаще, потому что каждый год неминуемо приближал его к той точке, откуда уже возврата нет.
Вспомнилась Афанасию теория о том, что смерть – это просто переход в иное состояние. Это как рождение. Ведь вот живет в утробе матери девять месяцев плод и, когда наступает момент рождения, он сопротивляется, рождение происходит в муках. Девять месяцев он сидел в комфорте, плавал в теплой водичке, откуда-то к нему поступала пища. Он даже не задумывался, откуда. Просто сидел себе в комфорте и наслаждался. А тут вдруг – раз – и его куда-то выгоняют. Поэтому и кричит младенец при рождении, потому что для него это огромный стресс. А ведь его рождение – это по сути и есть смерть. Он умирает в том состоянии, в котором находился все девять месяцев и переходит в иное, неведомое для него. А может и наше последующее умирание есть не что иное как переход в иное, неведомое для нас состояние? Вот только в какое? Эта мысль влекла и пугала Афанасия одновременно. Хотелось бы, конечно, продолжить жить дальше, вот только при переходе в иное состояние память о нашем прошлом состоянии, по всей видимости, не сохраняется (ведь человек ничего не помнит о времени до своего рождения), так что переродишься ты по сути другим человеком. А есть ли в этом смысл?
Любые размышления на эту тему приводили Афанасия в тупик. Ни одна мысль не приносила утешения. Мысли текли, увлекали Афанасия за собой, бередили душу, но долгожданного облегчения или хоть какого-то ответа на мучившие его вопросы не приносили.
Афанасий настолько погрузился в свои мысли, что окружающий мир перестал для него существовать. Из задумчивости его вывел стук в дверь. Стучал кто-то незнакомый, потому что всех знакомых Афанасий мог определить по манере стука. Например, Николай стучал так, как будто где-то случился пожар и бежать открывать нужно было срочно, по пути натягивая на себя все, что попадалось по пути, чтобы соблюсти хоть какие-то приличия. Этот же стук был тихим и осторожным, как будто тот, кто стучал, сомневался в своих действиях. Стук сопровождался еще одним звуком, будто кто-то скребся в дверь. Афанасий похолодел. Ему стало по-настоящему страшно. Страх сковал ноги, и он еле заставил себя встать. Ноги были совсем как ватные, не хотели слушаться. С трудом добравшись до двери и открыв замок, Афанасий увидел на пороге старика. На вид он был настолько древний, что, даже дав ему сто лет, Афанасий бы невероятно омолодил его.
— Пойдем! – произнес старик и потянул Афанасию иссохшую руку.
— Странно, но в голове Афанасия не возникло никакого удивления по поводу всего происходящего, как будто он ждал этого старика всю свою жизнь, и вот он наконец пришел. Словно какая-то неведомая сила влекла Афанасия к старику. Он ступил на крыльцо. Все вокруг заволокло неведомо откуда взявшимся густым туманом. Такого тумана Афанасий отродясь не видывал. Только на расстоянии вытянутой руки можно было определить очертания предметов. Дальше все тонуло в густой молочной мгле. Туман будто сожрал все вокруг, поглотил весь мир, оставив после себя только непроницаемую пустоту, не наполненную ничем.
Афанасий шел за стариком, уходя все дальше от дома. В нем замерли все чувства. Остался только страх. Он шел и шел, подчиняясь чьей-то неведомой воле. Потому что так надо. Потому что так должно быть. Он не может противиться этому. Это сильнее него.
Когда страх стал нестерпимым, старик остановился и показал рукой под ноги Афанасия. Афанасий посмотрел вниз и увидел, что стоит на краю обрыва. Сердце заколотилось с удвоенной силой.
— Афанасий, я жду тебя! Иди ко мне! – услышал Афанасий до боли знакомый голос. Не в силах посмотреть вперед, Афанасий замер на краю пропасти. Но даже не видя, Афанасий знал, что звала его жена Анюта, которая стояла по ту сторону обрыва.
«Я хочу к тебе, Анюта, — думал Афанасий. – Но рано еще. Рано. Ты же там, а я пока еще здесь. Я пока не могу».
-
Пожар! Пожар!
Афанасий подскочил в кресле. Неужели он задремал? В стекла колотили с такой силой, что Афанасий испугался, как бы ему не выбили окна.
(продолжение следует)
Афанасий открыл дверь в дом, разулся. Только хотел было снять носки, да вспомнил, что Анюта его не любила, когда он разбрасывал по всему дому свои носки. Афанасий вздохнул и прошел прямо в носках к креслу. Уселся кряхтя. Кресло заскрипело. «Вот так же и я скриплю, — подумал Афанасий. – Как вот это самое кресло. Только это кресло может жить вечно, а мне жизни осталось ни на грош». Больше всего Афанасия в смерти пугало то, что вместе с ним исчезнет весь ЕГО, Афанасия, мир, все его мысли, надежды, чувства, эмоции, мечты. Вот жил человек – и вдруг его нет. Просто испарился с лица Земли. [cut=Читать далее......]
Упования на то, что в памяти людской он может жить вечно было малоутешительно.
«Ну вот умру я, — думал, Афанасий, — будут меня помнить дети, внуки. Внуки потом будут рассказывать обо мне своим детям, и они будут знать обо мне только из их рассказов, то есть у них обо мне сложится свой образ человека, каким я на самом деле не был, это будет уже совсем другой Афанасий, кто-то другой, не я. Возможно, мои правнуки еще будут рассказывать обо мне своим детям, но образ мой с каждым поколением будет все более размытым и туманным. Я для них буду уже не реальным человеком, а каким-то мифическим прапрадедушкой из далекого-далекого прошлого. И вот так постепенно сотрусь я из памяти и не останется от меня ничегошеньки».
Афанасий вспомнил, как в одной из бесед Николай рассказывал про какого-то известного психиатра, который был атеистом и не верил в жизнь после смерти. Так вот он придумал такое утешение для тех, кто боится смерти: он утверждал, что вся наша жизнь, каждое наше деяние подобно волнам, которые могут распространяться бесконечно. Вот сделал ты какое-то дело. Оно каким-то образом повлияло на людей, на окружающий мир. Под влиянием этого человек или люди сделали еще что-то и так бесконечно. Конечно, со временем эти волны будут становится менее интенсивными, но распространяться не перестанут. Теория эта показалась Афанасию интересной и даже немного утешила его. Но сейчас Афанасий был в депрессивном настроении и подумал: ну вот волны будут распространяться, а его-то уже не будет, он-то этого не увидит. И в чем тогда смысл этих волн? Зачем они нужны? Какой толк от них?
Подобные мысли с каждым годом накатывали на Афанасия все чаще, потому что каждый год неминуемо приближал его к той точке, откуда уже возврата нет.
Вспомнилась Афанасию теория о том, что смерть – это просто переход в иное состояние. Это как рождение. Ведь вот живет в утробе матери девять месяцев плод и, когда наступает момент рождения, он сопротивляется, рождение происходит в муках. Девять месяцев он сидел в комфорте, плавал в теплой водичке, откуда-то к нему поступала пища. Он даже не задумывался, откуда. Просто сидел себе в комфорте и наслаждался. А тут вдруг – раз – и его куда-то выгоняют. Поэтому и кричит младенец при рождении, потому что для него это огромный стресс. А ведь его рождение – это по сути и есть смерть. Он умирает в том состоянии, в котором находился все девять месяцев и переходит в иное, неведомое для него. А может и наше последующее умирание есть не что иное как переход в иное, неведомое для нас состояние? Вот только в какое? Эта мысль влекла и пугала Афанасия одновременно. Хотелось бы, конечно, продолжить жить дальше, вот только при переходе в иное состояние память о нашем прошлом состоянии, по всей видимости, не сохраняется (ведь человек ничего не помнит о времени до своего рождения), так что переродишься ты по сути другим человеком. А есть ли в этом смысл?
Любые размышления на эту тему приводили Афанасия в тупик. Ни одна мысль не приносила утешения. Мысли текли, увлекали Афанасия за собой, бередили душу, но долгожданного облегчения или хоть какого-то ответа на мучившие его вопросы не приносили.
Афанасий настолько погрузился в свои мысли, что окружающий мир перестал для него существовать. Из задумчивости его вывел стук в дверь. Стучал кто-то незнакомый, потому что всех знакомых Афанасий мог определить по манере стука. Например, Николай стучал так, как будто где-то случился пожар и бежать открывать нужно было срочно, по пути натягивая на себя все, что попадалось по пути, чтобы соблюсти хоть какие-то приличия. Этот же стук был тихим и осторожным, как будто тот, кто стучал, сомневался в своих действиях. Стук сопровождался еще одним звуком, будто кто-то скребся в дверь. Афанасий похолодел. Ему стало по-настоящему страшно. Страх сковал ноги, и он еле заставил себя встать. Ноги были совсем как ватные, не хотели слушаться. С трудом добравшись до двери и открыв замок, Афанасий увидел на пороге старика. На вид он был настолько древний, что, даже дав ему сто лет, Афанасий бы невероятно омолодил его.
— Пойдем! – произнес старик и потянул Афанасию иссохшую руку.
— Странно, но в голове Афанасия не возникло никакого удивления по поводу всего происходящего, как будто он ждал этого старика всю свою жизнь, и вот он наконец пришел. Словно какая-то неведомая сила влекла Афанасия к старику. Он ступил на крыльцо. Все вокруг заволокло неведомо откуда взявшимся густым туманом. Такого тумана Афанасий отродясь не видывал. Только на расстоянии вытянутой руки можно было определить очертания предметов. Дальше все тонуло в густой молочной мгле. Туман будто сожрал все вокруг, поглотил весь мир, оставив после себя только непроницаемую пустоту, не наполненную ничем.
Афанасий шел за стариком, уходя все дальше от дома. В нем замерли все чувства. Остался только страх. Он шел и шел, подчиняясь чьей-то неведомой воле. Потому что так надо. Потому что так должно быть. Он не может противиться этому. Это сильнее него.
Когда страх стал нестерпимым, старик остановился и показал рукой под ноги Афанасия. Афанасий посмотрел вниз и увидел, что стоит на краю обрыва. Сердце заколотилось с удвоенной силой.
— Афанасий, я жду тебя! Иди ко мне! – услышал Афанасий до боли знакомый голос. Не в силах посмотреть вперед, Афанасий замер на краю пропасти. Но даже не видя, Афанасий знал, что звала его жена Анюта, которая стояла по ту сторону обрыва.
«Я хочу к тебе, Анюта, — думал Афанасий. – Но рано еще. Рано. Ты же там, а я пока еще здесь. Я пока не могу».
-
Пожар! Пожар!
Афанасий подскочил в кресле. Неужели он задремал? В стекла колотили с такой силой, что Афанасий испугался, как бы ему не выбили окна.
(продолжение следует)
