Я иду тебя искать (продолжение 48)
***
Вадим с самого раннего детства чувствовал себя не таким как все, да и сверстники всегда считали его белой вороной. Вадим был очень застенчивым и, когда мама приводила его играть на детскую площадку, он всегда играл в сторонке от других детей: лепил куличики из песка или строил гараж для своих немногочисленных машинок. Он исподлобья поглядывал на то, как весело играли другие дети, и ему тоже очень хотелось подойти к ним и подключиться к их играм, но он стеснялся. Для него целой проблемой было подойти и познакомиться с кем-то. Он искренне не понимал, как другие дети так запросто подходят друг к другу, знакомятся и тут же начинают дружить. Вадим это считал настоящим подвигом, на который, к сожалению, не был способен. Он сторонился детей, а дети, интуитивно чувствуя его отстраненность, сторонились его. [cut=Читать далее......]
Мама часто подходила к Вадиму и предлагала ему пойти поиграть с ребятами. Вадим только молчал, чувствуя перед мамой неловкость и вину за то, что не может сделать так, как она хочет.
В школе Вадиму преследовала та же беда. Одноклассники как-то сразу передружились друг с другом. На переменах класс разбивался на парочки и группки, которые весело щебетали, бегали и играли в разные игры, а Вадим сидел за партой и скучал. Его в общие игры не приглашали, а сам подойти он не решался.
Он был настолько стеснительным, что для него даже отвечать на уроке с места было тяжелым испытанием, а если его вызывали к доске, то доску можно было сравнить разве что с эшафотом, к которому Вадим шел как приговоренный к смертной казни. Около доски у Вадима так дрожали колени, что он боялся упасть и опозориться перед всем классом. От страха он напрочь забывал всё, что добросовестно выучил дома, и поэтому получал плохие оценки. А ещё эти предательские руки, которые он не знал куда девать. Почему-то когда он выходил к доске, руки вдруг превращались в центр его тела, как будто увеличивались не только в объёме, но и в количестве и при этом пытались жить своей, отдельной от Вадима жизнью, они то теребили полы пиджака, то ерзали по брюкам, то лезли вперед, то назад, то шевелили пальцами, и все это делалось без ведома Вадима. Он знал, как по-дурацки это смотрится, но ничего не мог поделать со своими предательскими руками. Он изо всех сил подавал им сигналы, чтобы они просто замерли и не двигались, но они продолжали выписывать свои немыслимые пассы, не обращая совершенно никакого внимания ни на просьбы, ни на угрозы Вадима.
Из-за того, что Вадим ни с кем не дружил, он постоянно был предоставлен сам себе, своему одиночеству и своим мыслям. Мысли у него были абсолютно разные, и их было много. Времени, чтобы посмаковать каждую из них по отдельности, у Вадима тоже было предостаточно. Этим он и занимался долгими вечерами, закончив с уроками.
В восьмом классе в жизни Вадима произошли важные перемены. Классы со всей школы переформировали по направлениям. Вадим записался на гуманитарное. И попав в новый класс, где все для него были новыми, Вадим дал себе установку воспользоваться этим шансом и начать новую жизнь. Пусть это будет через силу, пусть ему придется носить маску, но находиться в социальной изоляции он больше не мог. Он взял себя в руки и… начал общаться со всеми. Он стал материться так же, как остальные мальчишки, шутить, дерзить, прикалываться, участвовать в общих затеях. И оказалось, что это не так уж и сложно. Вот только Вадим понимал, что это не он сам, что самого себя настоящего он спрятал где-то глубоко внутри и уже вряд ли когда-то его достанет на свет божий. Вадим понял, что он настоящий миру не нужен. Миру нужен шут и балагур, какого он слепил из себя волевым усилием, весельчак и затейник, матершинник и задира, а он застенчивый, робкий, закрытый для мира миру не нужен.
Вадим быстро сросся с маской, которую на себя надел и постепенно начал забывать, какой он есть на самом деле.
После инцидента, который произошел около школы, Вадим был подавлен. Он и сам не понимал, зачем ему понадобилось нападать на Наташу. Да, он был зол на неё, у него на душе скребли кошки из-за её поступка, но не стоило выносить это на всеобщее обозрение. Но кто-то внутри него как будто нашептывал ему:
Ты правильно сделал, Вадим. Пусть все знают, какая она шлюха. Ни один нормальный парень не захочет встречаться с такой девкой, которая занимается ЭТИМ со всеми подряд.
Вадиму нестерпимо захотелось пойти домой, лечь на постель и почитать книгу. Книга тянула его, тянула очень сильно. Вадиму показалось, что она поможет ему успокоиться.
Подходя к дому, Вадим увидел околачивающегося около его подъезда Шебакина. Что он тут делает? Неужели ему мало показалось скандала, который разгорелся у школы? Что ему надо?
Вадим замедлил шаг, пытаясь сообразить, как ему реагировать на Шебакина.
Но Шебакин уже увидел Вадима и поспешил ему навстречу.
— Чего надо, Шеба? — спросил Вадим заносчиво, засовывая руки в карманы.
Шебакин подошел к Копытову и посмотрел ему прямо в глаза. Он выглядел абсолютно спокойным. Вадим не заметил в его позе ни капли напряженности, раздражения или скованности. Он был расслаблен и уверен в себе. Вадим почувствовал, как невыгодно он выглядит на фоне Шебакина. Его кулаки были сжаты, желваки ходили ходуном, каждая мышца была напряжена, всё тело Вадима было готово к атаке или обороне.
— Копыто, не кипятись. Я тебе просто хотел сказать, что у нас с Наташкой ничего такого не было. Не знаю, с чего ты это взял, но это полный бред, — Шебакин смотрел прямо Вадиму в глаза, сверля его взглядом. — В общем, думай что хочешь. Я тебе сказал, а тебе самому решать, кому верить. Просто не хочется, чтобы ты о ней плохо думал. Она этого не заслуживает. Мне кажется, ты ей нравишься.
Шебакин развернулся и пошёл в обратную сторону, не дождавшись ответа от Вадима.
Вадим стоял и смотрел вслед удалявшемуся Шебакину. В голове у него крутился вихрь мыслей. Было ясно одно: Шебакину нравится Наташа. Но тогда зачем он пришел заступаться за неё перед Вадимом, оправдывать её перед ним? Если она ему самому нравится, то его поступок нелогичен. Сложившаяся ситуация была выгодна Шебакину. Но почему он ей не воспользовался, а наоборот побежал к Вадиму заступаться за Наташу, да ещё сказал, что он ей нравится? Это не укладывалось в голове у Вадима. Он уже настолько привык видеть в людях только темную сторону, что хорошие добрые поступки и искренние проявления чувств вызывали в нём подозрения. Вадим пытался найти подвох в поступке Шебакина, не веря в искренность его намерений. Ну не может же он быть настолько благородным, чтобы уступать ему девчонку, которая нравится ему самому. Шебакин в представлении Вадима на такое был просто не способен.
Вадим зашёл домой и тут же достал книгу из-под кровати. От неё шла довольно сильная вибрация. Вадим явственно чувствовал её, хотя внешне это было не заметно. Вадим уселся на свою кровать и начал перелистывать страницы. Дойдя до заклинания о воскрешении мертвых, Вадим остановился. Что-то привлекло его внимание. У него была довольно хорошая визуальная память. Он всегда безошибочно мог найти нужный отрывок текста, потому что запоминал, в какой части страницы он располагался. Это очень помогало ему в учебе. Со страницами, на которых было заклинание, было что-то не так. Вадим напрягся. Он не мог так сразу сообразить, в чём дело, но визуально страницы выглядели иначе, чем тогда, когда он их видел в последний раз. Он готов был поклясться, что с ними что-то не так. Но что не так? Вадим внимательно стал всматриваться в текст. Нет, дело не в тексте. С текстом всё было в порядке. Он помнил его наизусть и был уверен, что текст нисколько не изменился. Что же тогда? Расположение текста тоже внешне выглядело так, как и было изначально. На странице, которая располагалась справа, в нижнем и верхнем углу были нарисованы черные птицы. Вадим погладил птиц. Они были настолько реалистичны, что Вадиму показалось, что он ощущает под пальцами их жесткие шершавые перья. Вадим отдернул руку и вытер её об одеяло. Фу, какие они противные, эти птицы.
Вадим перевёл взгляд на страницу слева. Но… Там не было птиц. Хотя скорее всего они там раньше были. Вадим был уверен, что птицы там были. Сейчас же, когда птицы остались только на одной странице, разворот книги выглядел каким-то несимметричным. Да, точно, птиц не хватает. Но как такое может быть? Куда же они тогда делись?
Вадим, не притворяйся, ты прекрасно знаешь, что произошло. Они просто взяли и улетели. Просто взяли и улетели.
Это же были обычные картинки в книге. Картинки просто так не исчезают. Что же произошло? Или он сходит с ума, или что-то с этой книгой не так.
Или это не просто книга. Она живая. И Вадим знал об этом уже давно.
Вадим начал лихорадочно листать книгу. Страницы шелестели под его руками как опавшая листва под ногами осенним погожим деньком. И Вадиму показалось… показалось, что птиц в книге как будто стало меньше. Но этого просто не может быть. Как же это? Это не укладывалось ни в какие физические законы, которым он привык подчиняться в этом мире.
Но мертвецы в этом мире тоже не оживают, Вадим. И тем не менее… Ты сам все прекрасно понимаешь.
Надо проследить за птицами из этой книги, решил Вадим. Вот только как это сделать? Полагаться на свою зрительную память было бы ошибкой. Он обычный человек, и память в любой момент может его подвести, сыграть с ним злую шутку.
И тут Вадима осенила гениальная идея. Он подскочил к столу, в ящике которого хранились его учебники и тетради. Схватив из кучи одну тетрадь и даже не посмотрев, для какого она предмета, Вадим открыл последнюю страницу и начал лихорадочно вписывать в неё номера страниц из книги, сколько там было птиц и где они располагались. Только таким образом он мог проверить свою сумасшедшую догадку о том, что птицы из книги каким-то таинственным образом исчезают.
Увлёкшись процессом, Вадим совершенно забыл о времени. Его голову целиком и полностью заполонили птицы, чёрные птицы со злыми глазами, которые смотрели в самую душу. Вадиму казалось, что взгляд каждой из этих птиц вытягивал из него частичку его души и, когда он почти дошёл до конца, он чувствовал себя опустошенным и обезличенным, как будто это был не он, а просто пустая оболочка, которую можно было наполнить чем угодно.
Вадим услышал стук в дверь и поднял глаза от книги. В дверях стоял отец.
— Вадим, ты чем-то занят?
— Да нет, пап. Просто… уроки учил, — сказал Вадим, быстро закрывая книгу и заваливая её учебниками, чтобы папа не заметил.
— Сын, я ухожу.
— Куда, пап? — без интереса спросил Вадим. В этот момент он подумал: и зачем это отцу понадобилось отвлекать его от важного занятия и сообщать о том, что он куда-то уходит. Это было странно, потому что обычно он не имел привычки уведомлять об этом Вадима, просто уходил — и всё.
— Я насовсем, сын, — тихо сказал отец.
Вадим вздрогнул. Из-под учебников, которыми он завалил книгу, показалось чёрное крыло. Глаза Вадима округлились. Это ему показалось или на самом деле оттуда выглядывает крыло птицы? Вадим быстро опустил руку на то место, откуда выглядывало крыло. Господи, какое оно противное, жесткое, шершавое, на нём, наверное, полно заразы. Да, Вадиму не показалось, крыло было таким же реальным, как и его отец, стоящий в дверях и пытающийся ему о чём-то сказать. Неужели он не мог выбрать более подходящее время. Вадим почувствовал, как крыло сильным напором пытается пробить себе дорогу наружу. Вадим всем своим весом навалился на книги, пытаясь сдержать напор этого таинственного существа, да ещё нужно было сделать так, чтобы отец ничего не заметил. Вадим выдавил из себя мученическую улыбку.
— Я тебя не понимаю, пап. Что значит насовсем?
— Мы с мамой решили… что не можем больше быть вместе, — сказал отец.
Глаза Вадима округлились ещё больше — этого услышать он никак не ожидал. Да, его родители часто ругались. Мама постоянно была нервная, накидывалась на отца, ругала его на чем свет стоит. Но в последнее время Вадим заметил, что родители ведут себя как-то странно. Они как будто… заново влюбились друг в друга. Вадим не знал, радоваться этому или… удивляться. Это казалось ему странным. Столько лет прожили вместе, уже осточертели друг другу и тут вдруг… как будто вернулись в прошлое. Или это Вадиму только показалось? Зачем отец стал бы уходить, если у них с мамой все хорошо? Бред какой-то.
— Пап, а почему? Что случилось-то? — Вадим искренне не понимал, почему это происходит с его родителями.
— Да ничего не случилось, — в голосе отца Вадим слышал явную горечь. — Просто так бывает.
В голове Вадима промелькнула противная мысль. Отец часто отсутствовал, притом что постоянной работы не имел и денег в дом особо не приносил. А может он..?
— Пап, ты что, себе любовницу завел? — Вадим задыхался от догадки, которая обожгла его как удар хлыста по голой коже. Щёки запылали. Если отец изменил маме, значит, он и его предал, не только маму.
— Да ты что, сынок? — в голосе отца слышалось возмущение. — Как ты такое мог подумать? Разве я похож на предателя?
— Не знаю, пап. Но какая еще может быть причина? — Вадиму хотелось плакать от обиды. Как такое может быть? Теперь уже не важно, какая была причина, но отец его бросает, просто берет и уходит. Разве это справедливо? Для него родители были не посторонними друг другу людьми, которых однажды совершенно случайно свела судьбы, а его мама и папа, его родители, которые для него всегда были вместе. Он ведь не жил ещё в то время, когда они существовали по отдельности. Когда он родился, они уже были связаны крепкими узами, которые, как Вадиму до этого казалось, было невозможно разорвать даже ссорами. Но сейчас мир рушился на его глазах. Его предал один из самых важных в жизни людей. Мир больше не будет таким, как прежде, он раскололся на две половины. Как можно вообще кому-то доверять в этом мире, если даже самый близкий человек, которому ты доверял безоговорочно, тебя предал? Вадиму казалось, что это конец. Конец доверию людям прежде всего. Да и вообще конец всего.
— Вадим, я не могу с тобой обсуждать причины, потому что у нас с твоей мамой тоже есть личная жизнь, которую мы не можем выносить за пределы только нас двоих… Да ты всё равно не поймёшь. У тебя ещё нет такого опыта, который есть у нас, — отец тяжело вздохнул.
Вадим почувствовал, как под книгами напор становится все сильнее и сильнее. Ему всё тяжелее становилось сдерживать эту мощь, прущую наружу, на свет божий.
— Что там у тебя, сынок? — спросил озабоченный отец, глядя на странные движения сына.
— Да всё нормально, пап. Всё нормально. Это так… — сказал Вадим, ещё сильнее наваливаясь на книги и чувствуя, что надолго его не хватит. — А по поводу опыта, пап, похоже, ты не заметил, что я уже давно вырос и всё понимаю. Я уже не маленький. Мне бы хотелось знать, почему мой отец меня… нас бросает.
— Я не бросаю тебя сынок, — только сейчас отец наконец прошёл в комнату, подошёл к сыну и положил ему руку на плечо, до этого он нерешительно мялся в дверях. Вадим сжался от прикосновения отца — сейчас он был совсем рядом с книгой, и Вадима охватило бесконтрольное беспокойство: а вдруг он сейчас заметит то, что происходит? — Вадим, ты должен понимать, что я не бросаю тебя. Ты тут ни при чём. У нас проблемы с твоей мамой, о которых… о которых я не хотел бы говорить. Может быть, когда-нибудь потом… Не сейчас. Может, мама сама захочет тебе всё рассказать. А я не имею права говорить тебе об этом. И потом… мы же не расстаёмся с тобой. Мы с тобой будем видеться столько, сколько захочешь. Я ведь не уезжаю на Северный полюс. Просто будем жить в разных домах — и всё.
Вадим сидел раздавленный грузом свалившегося на него несчастья. Что с этим делать, он не знал. Как с этим справляться, было для него неразрешимой загадкой. Можно ли с этим вообще как-то справиться? Он сильно сомневался. Да ещё эта мерзкая птица, пытающаяся вырваться из книги… Стоп. Птица? Он подумал, что это птица?
А кто же ещё? Чьё крыло торчало из книги? Конечно, это те самые птицы, которые нарисованы в книге.
От этой мысли Вадим подскочил на стуле.
— Что с тобой, Вадим? Ты сам не свой, — обеспокоенно сказал отец. — Хотя… конечно, тебе надо переварить эту новость. Ну… я пожалуй, пойду, — отец потрепал Вадима по плечу и вышел из комнаты, напоследок бросив подозрительный взгляд на кучу учебников, которую Вадим пытался закрыть всем своим телом.
Да, его сын ведёт себя странно. А впрочем, чего он ожидал? Что он вскочит и начнет хлопать в ладоши? Пустится в пляс? Начнет кричать, как он счастлив? Конечно, для него это шок. Но ему придется как-то смириться с этим. Так же, как и ему пришлось смириться с тем, что его жена, которой он доверял столько лет, обманула его, променяла его на другого. И ладно бы только один раз. Он ведь простил её, искренне простил, от всего сердца. Ну с кем не бывает? Оступилась, попалась на удочку ловкого соблазнителя. Он сам виноват, не давал ей должного внимания, не делал ей комплименты. Да что там говорить, он уже из мужика превратился в какое-то оно. Конечно, её потянуло на сторону.
Ладно, он её простил. Но в его голове никак не укладывался тот факт, что она изменила ему второй раз. С тем же мужиком, да ещё после того, что они испытали. Такого он простить просто не мог. Да и, по всей видимости, ей его прощение было и не нужно. Она наслаждалась жизнью по полной программе.
Вадим услышал, как хлопнула входная дверь. Значит, отец уже ушёл. Вадим резким движением выхватил книгу из-под груды учебников, сильно прижал её к себе и, приподняв ножку кровати, запихнул её туда, придавив всем весом кровати. Крыло подергалось и уползло обратно.
Вырвав книгу из-под кровати, Вадим начал листать её. Книга была как книга. Никаких крыльев, никаких оживших птиц. Неужели он на самом деле сходит с ума? Забавно, он осознает то, что сходит с ума. Интересно будет наблюдать за распадом собственной личности прямо изнутри.
Вадим сел на край кровати и обхватил голову руками. Кажется, вся ситуация выходит из-под контроля. Что теперь делать? Как себя вести? Ответов на эти вопросы у него не было.
И тут вдруг его сковал страх. Он вспомнил сны, которые иногда ему снились и которые пугали его намного больше, чем кошмары, хотя, вроде, ничего страшного в них не было. Эти сны не были совсем одинаковыми. Они всегда немного отличались друг от друга, но в них всегда было одно общее, что они несли в себе. Сны были примерно такими. Вадим оказывался в какой-то компании, которая была вовлечена в какую-то игру, суть которой Вадим уловить до конца не мог, но понимал, что всегда оказывался в том моменте, когда шло голосование против одного из участников. Участники обсуждали друг друга, ругали, обзывали, высказывания частенько были настолько жёсткими, что переходили в прямые оскорбления и мат. Но никогда никто ничего не говорил о Вадиме. Он был как будто невидимкой. О нём не говорили и никто не спрашивал его мнения о других участниках, его никто не замечал. Вадим понимал, что он самый возможный претендент на уход, что большинство проголосует против него. Но против него никто не голосовал. Он был как будто тенью, на которую никто не обращал внимания.
Вадим холодел внутри от осознания того, что для людей он никто, он невидимка. И у него в голове всплывал вопрос: а существует ли он на самом деле? Может, его существование это всего лишь плод воображения какого-то больного человека? А может быть, весь мир вокруг и все окружающие люди — это плод его воображения?
После таких снов Вадим просыпался в холодном поту и пытался ответить на вопрос: кто он? Какой он? В голову приходили банальные ответы: человек, мужчина, сын, школьник. Но все эти слова являлись относительными к чему или к кому-либо. А кто он сам по себе? Не по отношению к чему-то или кому-то, а просто по своему существу? И невозможность ответить на этот казалось бы простой вопрос повергала его в пучину отчаяния. Он не мог сказать, кто он. Он не мог сказать, какой он. Все определения, которые приходили ему в голову, казались ему относящимися к кому-то другому, а не к нему. Все, что он мог сказать о себе, казалось ему каким-то абстрактным. Таким мог быть любой человек. Всё, что он мог сказать о себе, казалось ему просто какой-то маской, которую он носит. А что скрывается под этой маской? Когда Вадим наконец находил ответ на этот вопрос, его дыхание на мгновение останавливалось, потому что ответ был слишком пугающим. Под масками, которые он носил, чтобы быть человеком, скрывалась пустота. Там не было ничего.
Вадим пытался лихорадочно отыскать то, что скрыто внутри него, и ничего не видел. Окружающие люди думали, что знают Вадима, знают его внутренний мир, но на самом деле Вадима не знал никто, потому что то, что он выставлял наружу, было всего лишь маской.
И только когда он общался с Наташей, у него внутри возникло какое-то странное чувство, как будто он… нашёл самого себя. Наверное, это можно сравнить с тем, когда есть один паззл, состоящий из двух деталей. И вот ты видишь одну деталь и не можешь понять, что же там изображено. Ты ломаешь голову, но ничего не можешь придумать. Точнее сказать, вариантов в твоей голове возникает множество, а вот уверенности в том, какой из них правильный, нет. И вдруг совершенно неожиданно ты находишь вторую половину паззла и с удивлением понимаешь, что всё было настолько очевидно, что даже странно, как ты сразу не догадался. То же самое чувство возникало у Вадима рядом с Наташей. Но только оказалось, что он в ней обманывался, а значит, даже своему внутреннему чутью доверять нельзя.
Сейчас, когда он понял, что не может понять, как ему действовать, он вдруг осознал, почему. Потому что у него не было личности. А ещё он почувствовал, что пустота, которая была внутри него, постепенно заполняется чем-то инородным, чем-то вторгающимся в него извне. Когда человек наполнен, в нём нет места ни для чего инородного. Когда человек пуст, в него заселяются демоны.
(продолжение следует...)
Вадим с самого раннего детства чувствовал себя не таким как все, да и сверстники всегда считали его белой вороной. Вадим был очень застенчивым и, когда мама приводила его играть на детскую площадку, он всегда играл в сторонке от других детей: лепил куличики из песка или строил гараж для своих немногочисленных машинок. Он исподлобья поглядывал на то, как весело играли другие дети, и ему тоже очень хотелось подойти к ним и подключиться к их играм, но он стеснялся. Для него целой проблемой было подойти и познакомиться с кем-то. Он искренне не понимал, как другие дети так запросто подходят друг к другу, знакомятся и тут же начинают дружить. Вадим это считал настоящим подвигом, на который, к сожалению, не был способен. Он сторонился детей, а дети, интуитивно чувствуя его отстраненность, сторонились его. [cut=Читать далее......]
Мама часто подходила к Вадиму и предлагала ему пойти поиграть с ребятами. Вадим только молчал, чувствуя перед мамой неловкость и вину за то, что не может сделать так, как она хочет.
В школе Вадиму преследовала та же беда. Одноклассники как-то сразу передружились друг с другом. На переменах класс разбивался на парочки и группки, которые весело щебетали, бегали и играли в разные игры, а Вадим сидел за партой и скучал. Его в общие игры не приглашали, а сам подойти он не решался.
Он был настолько стеснительным, что для него даже отвечать на уроке с места было тяжелым испытанием, а если его вызывали к доске, то доску можно было сравнить разве что с эшафотом, к которому Вадим шел как приговоренный к смертной казни. Около доски у Вадима так дрожали колени, что он боялся упасть и опозориться перед всем классом. От страха он напрочь забывал всё, что добросовестно выучил дома, и поэтому получал плохие оценки. А ещё эти предательские руки, которые он не знал куда девать. Почему-то когда он выходил к доске, руки вдруг превращались в центр его тела, как будто увеличивались не только в объёме, но и в количестве и при этом пытались жить своей, отдельной от Вадима жизнью, они то теребили полы пиджака, то ерзали по брюкам, то лезли вперед, то назад, то шевелили пальцами, и все это делалось без ведома Вадима. Он знал, как по-дурацки это смотрится, но ничего не мог поделать со своими предательскими руками. Он изо всех сил подавал им сигналы, чтобы они просто замерли и не двигались, но они продолжали выписывать свои немыслимые пассы, не обращая совершенно никакого внимания ни на просьбы, ни на угрозы Вадима.
Из-за того, что Вадим ни с кем не дружил, он постоянно был предоставлен сам себе, своему одиночеству и своим мыслям. Мысли у него были абсолютно разные, и их было много. Времени, чтобы посмаковать каждую из них по отдельности, у Вадима тоже было предостаточно. Этим он и занимался долгими вечерами, закончив с уроками.
В восьмом классе в жизни Вадима произошли важные перемены. Классы со всей школы переформировали по направлениям. Вадим записался на гуманитарное. И попав в новый класс, где все для него были новыми, Вадим дал себе установку воспользоваться этим шансом и начать новую жизнь. Пусть это будет через силу, пусть ему придется носить маску, но находиться в социальной изоляции он больше не мог. Он взял себя в руки и… начал общаться со всеми. Он стал материться так же, как остальные мальчишки, шутить, дерзить, прикалываться, участвовать в общих затеях. И оказалось, что это не так уж и сложно. Вот только Вадим понимал, что это не он сам, что самого себя настоящего он спрятал где-то глубоко внутри и уже вряд ли когда-то его достанет на свет божий. Вадим понял, что он настоящий миру не нужен. Миру нужен шут и балагур, какого он слепил из себя волевым усилием, весельчак и затейник, матершинник и задира, а он застенчивый, робкий, закрытый для мира миру не нужен.
Вадим быстро сросся с маской, которую на себя надел и постепенно начал забывать, какой он есть на самом деле.
После инцидента, который произошел около школы, Вадим был подавлен. Он и сам не понимал, зачем ему понадобилось нападать на Наташу. Да, он был зол на неё, у него на душе скребли кошки из-за её поступка, но не стоило выносить это на всеобщее обозрение. Но кто-то внутри него как будто нашептывал ему:
Ты правильно сделал, Вадим. Пусть все знают, какая она шлюха. Ни один нормальный парень не захочет встречаться с такой девкой, которая занимается ЭТИМ со всеми подряд.
Вадиму нестерпимо захотелось пойти домой, лечь на постель и почитать книгу. Книга тянула его, тянула очень сильно. Вадиму показалось, что она поможет ему успокоиться.
Подходя к дому, Вадим увидел околачивающегося около его подъезда Шебакина. Что он тут делает? Неужели ему мало показалось скандала, который разгорелся у школы? Что ему надо?
Вадим замедлил шаг, пытаясь сообразить, как ему реагировать на Шебакина.
Но Шебакин уже увидел Вадима и поспешил ему навстречу.
— Чего надо, Шеба? — спросил Вадим заносчиво, засовывая руки в карманы.
Шебакин подошел к Копытову и посмотрел ему прямо в глаза. Он выглядел абсолютно спокойным. Вадим не заметил в его позе ни капли напряженности, раздражения или скованности. Он был расслаблен и уверен в себе. Вадим почувствовал, как невыгодно он выглядит на фоне Шебакина. Его кулаки были сжаты, желваки ходили ходуном, каждая мышца была напряжена, всё тело Вадима было готово к атаке или обороне.
— Копыто, не кипятись. Я тебе просто хотел сказать, что у нас с Наташкой ничего такого не было. Не знаю, с чего ты это взял, но это полный бред, — Шебакин смотрел прямо Вадиму в глаза, сверля его взглядом. — В общем, думай что хочешь. Я тебе сказал, а тебе самому решать, кому верить. Просто не хочется, чтобы ты о ней плохо думал. Она этого не заслуживает. Мне кажется, ты ей нравишься.
Шебакин развернулся и пошёл в обратную сторону, не дождавшись ответа от Вадима.
Вадим стоял и смотрел вслед удалявшемуся Шебакину. В голове у него крутился вихрь мыслей. Было ясно одно: Шебакину нравится Наташа. Но тогда зачем он пришел заступаться за неё перед Вадимом, оправдывать её перед ним? Если она ему самому нравится, то его поступок нелогичен. Сложившаяся ситуация была выгодна Шебакину. Но почему он ей не воспользовался, а наоборот побежал к Вадиму заступаться за Наташу, да ещё сказал, что он ей нравится? Это не укладывалось в голове у Вадима. Он уже настолько привык видеть в людях только темную сторону, что хорошие добрые поступки и искренние проявления чувств вызывали в нём подозрения. Вадим пытался найти подвох в поступке Шебакина, не веря в искренность его намерений. Ну не может же он быть настолько благородным, чтобы уступать ему девчонку, которая нравится ему самому. Шебакин в представлении Вадима на такое был просто не способен.
Вадим зашёл домой и тут же достал книгу из-под кровати. От неё шла довольно сильная вибрация. Вадим явственно чувствовал её, хотя внешне это было не заметно. Вадим уселся на свою кровать и начал перелистывать страницы. Дойдя до заклинания о воскрешении мертвых, Вадим остановился. Что-то привлекло его внимание. У него была довольно хорошая визуальная память. Он всегда безошибочно мог найти нужный отрывок текста, потому что запоминал, в какой части страницы он располагался. Это очень помогало ему в учебе. Со страницами, на которых было заклинание, было что-то не так. Вадим напрягся. Он не мог так сразу сообразить, в чём дело, но визуально страницы выглядели иначе, чем тогда, когда он их видел в последний раз. Он готов был поклясться, что с ними что-то не так. Но что не так? Вадим внимательно стал всматриваться в текст. Нет, дело не в тексте. С текстом всё было в порядке. Он помнил его наизусть и был уверен, что текст нисколько не изменился. Что же тогда? Расположение текста тоже внешне выглядело так, как и было изначально. На странице, которая располагалась справа, в нижнем и верхнем углу были нарисованы черные птицы. Вадим погладил птиц. Они были настолько реалистичны, что Вадиму показалось, что он ощущает под пальцами их жесткие шершавые перья. Вадим отдернул руку и вытер её об одеяло. Фу, какие они противные, эти птицы.
Вадим перевёл взгляд на страницу слева. Но… Там не было птиц. Хотя скорее всего они там раньше были. Вадим был уверен, что птицы там были. Сейчас же, когда птицы остались только на одной странице, разворот книги выглядел каким-то несимметричным. Да, точно, птиц не хватает. Но как такое может быть? Куда же они тогда делись?
Вадим, не притворяйся, ты прекрасно знаешь, что произошло. Они просто взяли и улетели. Просто взяли и улетели.
Это же были обычные картинки в книге. Картинки просто так не исчезают. Что же произошло? Или он сходит с ума, или что-то с этой книгой не так.
Или это не просто книга. Она живая. И Вадим знал об этом уже давно.
Вадим начал лихорадочно листать книгу. Страницы шелестели под его руками как опавшая листва под ногами осенним погожим деньком. И Вадиму показалось… показалось, что птиц в книге как будто стало меньше. Но этого просто не может быть. Как же это? Это не укладывалось ни в какие физические законы, которым он привык подчиняться в этом мире.
Но мертвецы в этом мире тоже не оживают, Вадим. И тем не менее… Ты сам все прекрасно понимаешь.
Надо проследить за птицами из этой книги, решил Вадим. Вот только как это сделать? Полагаться на свою зрительную память было бы ошибкой. Он обычный человек, и память в любой момент может его подвести, сыграть с ним злую шутку.
И тут Вадима осенила гениальная идея. Он подскочил к столу, в ящике которого хранились его учебники и тетради. Схватив из кучи одну тетрадь и даже не посмотрев, для какого она предмета, Вадим открыл последнюю страницу и начал лихорадочно вписывать в неё номера страниц из книги, сколько там было птиц и где они располагались. Только таким образом он мог проверить свою сумасшедшую догадку о том, что птицы из книги каким-то таинственным образом исчезают.
Увлёкшись процессом, Вадим совершенно забыл о времени. Его голову целиком и полностью заполонили птицы, чёрные птицы со злыми глазами, которые смотрели в самую душу. Вадиму казалось, что взгляд каждой из этих птиц вытягивал из него частичку его души и, когда он почти дошёл до конца, он чувствовал себя опустошенным и обезличенным, как будто это был не он, а просто пустая оболочка, которую можно было наполнить чем угодно.
Вадим услышал стук в дверь и поднял глаза от книги. В дверях стоял отец.
— Вадим, ты чем-то занят?
— Да нет, пап. Просто… уроки учил, — сказал Вадим, быстро закрывая книгу и заваливая её учебниками, чтобы папа не заметил.
— Сын, я ухожу.
— Куда, пап? — без интереса спросил Вадим. В этот момент он подумал: и зачем это отцу понадобилось отвлекать его от важного занятия и сообщать о том, что он куда-то уходит. Это было странно, потому что обычно он не имел привычки уведомлять об этом Вадима, просто уходил — и всё.
— Я насовсем, сын, — тихо сказал отец.
Вадим вздрогнул. Из-под учебников, которыми он завалил книгу, показалось чёрное крыло. Глаза Вадима округлились. Это ему показалось или на самом деле оттуда выглядывает крыло птицы? Вадим быстро опустил руку на то место, откуда выглядывало крыло. Господи, какое оно противное, жесткое, шершавое, на нём, наверное, полно заразы. Да, Вадиму не показалось, крыло было таким же реальным, как и его отец, стоящий в дверях и пытающийся ему о чём-то сказать. Неужели он не мог выбрать более подходящее время. Вадим почувствовал, как крыло сильным напором пытается пробить себе дорогу наружу. Вадим всем своим весом навалился на книги, пытаясь сдержать напор этого таинственного существа, да ещё нужно было сделать так, чтобы отец ничего не заметил. Вадим выдавил из себя мученическую улыбку.
— Я тебя не понимаю, пап. Что значит насовсем?
— Мы с мамой решили… что не можем больше быть вместе, — сказал отец.
Глаза Вадима округлились ещё больше — этого услышать он никак не ожидал. Да, его родители часто ругались. Мама постоянно была нервная, накидывалась на отца, ругала его на чем свет стоит. Но в последнее время Вадим заметил, что родители ведут себя как-то странно. Они как будто… заново влюбились друг в друга. Вадим не знал, радоваться этому или… удивляться. Это казалось ему странным. Столько лет прожили вместе, уже осточертели друг другу и тут вдруг… как будто вернулись в прошлое. Или это Вадиму только показалось? Зачем отец стал бы уходить, если у них с мамой все хорошо? Бред какой-то.
— Пап, а почему? Что случилось-то? — Вадим искренне не понимал, почему это происходит с его родителями.
— Да ничего не случилось, — в голосе отца Вадим слышал явную горечь. — Просто так бывает.
В голове Вадима промелькнула противная мысль. Отец часто отсутствовал, притом что постоянной работы не имел и денег в дом особо не приносил. А может он..?
— Пап, ты что, себе любовницу завел? — Вадим задыхался от догадки, которая обожгла его как удар хлыста по голой коже. Щёки запылали. Если отец изменил маме, значит, он и его предал, не только маму.
— Да ты что, сынок? — в голосе отца слышалось возмущение. — Как ты такое мог подумать? Разве я похож на предателя?
— Не знаю, пап. Но какая еще может быть причина? — Вадиму хотелось плакать от обиды. Как такое может быть? Теперь уже не важно, какая была причина, но отец его бросает, просто берет и уходит. Разве это справедливо? Для него родители были не посторонними друг другу людьми, которых однажды совершенно случайно свела судьбы, а его мама и папа, его родители, которые для него всегда были вместе. Он ведь не жил ещё в то время, когда они существовали по отдельности. Когда он родился, они уже были связаны крепкими узами, которые, как Вадиму до этого казалось, было невозможно разорвать даже ссорами. Но сейчас мир рушился на его глазах. Его предал один из самых важных в жизни людей. Мир больше не будет таким, как прежде, он раскололся на две половины. Как можно вообще кому-то доверять в этом мире, если даже самый близкий человек, которому ты доверял безоговорочно, тебя предал? Вадиму казалось, что это конец. Конец доверию людям прежде всего. Да и вообще конец всего.
— Вадим, я не могу с тобой обсуждать причины, потому что у нас с твоей мамой тоже есть личная жизнь, которую мы не можем выносить за пределы только нас двоих… Да ты всё равно не поймёшь. У тебя ещё нет такого опыта, который есть у нас, — отец тяжело вздохнул.
Вадим почувствовал, как под книгами напор становится все сильнее и сильнее. Ему всё тяжелее становилось сдерживать эту мощь, прущую наружу, на свет божий.
— Что там у тебя, сынок? — спросил озабоченный отец, глядя на странные движения сына.
— Да всё нормально, пап. Всё нормально. Это так… — сказал Вадим, ещё сильнее наваливаясь на книги и чувствуя, что надолго его не хватит. — А по поводу опыта, пап, похоже, ты не заметил, что я уже давно вырос и всё понимаю. Я уже не маленький. Мне бы хотелось знать, почему мой отец меня… нас бросает.
— Я не бросаю тебя сынок, — только сейчас отец наконец прошёл в комнату, подошёл к сыну и положил ему руку на плечо, до этого он нерешительно мялся в дверях. Вадим сжался от прикосновения отца — сейчас он был совсем рядом с книгой, и Вадима охватило бесконтрольное беспокойство: а вдруг он сейчас заметит то, что происходит? — Вадим, ты должен понимать, что я не бросаю тебя. Ты тут ни при чём. У нас проблемы с твоей мамой, о которых… о которых я не хотел бы говорить. Может быть, когда-нибудь потом… Не сейчас. Может, мама сама захочет тебе всё рассказать. А я не имею права говорить тебе об этом. И потом… мы же не расстаёмся с тобой. Мы с тобой будем видеться столько, сколько захочешь. Я ведь не уезжаю на Северный полюс. Просто будем жить в разных домах — и всё.
Вадим сидел раздавленный грузом свалившегося на него несчастья. Что с этим делать, он не знал. Как с этим справляться, было для него неразрешимой загадкой. Можно ли с этим вообще как-то справиться? Он сильно сомневался. Да ещё эта мерзкая птица, пытающаяся вырваться из книги… Стоп. Птица? Он подумал, что это птица?
А кто же ещё? Чьё крыло торчало из книги? Конечно, это те самые птицы, которые нарисованы в книге.
От этой мысли Вадим подскочил на стуле.
— Что с тобой, Вадим? Ты сам не свой, — обеспокоенно сказал отец. — Хотя… конечно, тебе надо переварить эту новость. Ну… я пожалуй, пойду, — отец потрепал Вадима по плечу и вышел из комнаты, напоследок бросив подозрительный взгляд на кучу учебников, которую Вадим пытался закрыть всем своим телом.
Да, его сын ведёт себя странно. А впрочем, чего он ожидал? Что он вскочит и начнет хлопать в ладоши? Пустится в пляс? Начнет кричать, как он счастлив? Конечно, для него это шок. Но ему придется как-то смириться с этим. Так же, как и ему пришлось смириться с тем, что его жена, которой он доверял столько лет, обманула его, променяла его на другого. И ладно бы только один раз. Он ведь простил её, искренне простил, от всего сердца. Ну с кем не бывает? Оступилась, попалась на удочку ловкого соблазнителя. Он сам виноват, не давал ей должного внимания, не делал ей комплименты. Да что там говорить, он уже из мужика превратился в какое-то оно. Конечно, её потянуло на сторону.
Ладно, он её простил. Но в его голове никак не укладывался тот факт, что она изменила ему второй раз. С тем же мужиком, да ещё после того, что они испытали. Такого он простить просто не мог. Да и, по всей видимости, ей его прощение было и не нужно. Она наслаждалась жизнью по полной программе.
Вадим услышал, как хлопнула входная дверь. Значит, отец уже ушёл. Вадим резким движением выхватил книгу из-под груды учебников, сильно прижал её к себе и, приподняв ножку кровати, запихнул её туда, придавив всем весом кровати. Крыло подергалось и уползло обратно.
Вырвав книгу из-под кровати, Вадим начал листать её. Книга была как книга. Никаких крыльев, никаких оживших птиц. Неужели он на самом деле сходит с ума? Забавно, он осознает то, что сходит с ума. Интересно будет наблюдать за распадом собственной личности прямо изнутри.
Вадим сел на край кровати и обхватил голову руками. Кажется, вся ситуация выходит из-под контроля. Что теперь делать? Как себя вести? Ответов на эти вопросы у него не было.
И тут вдруг его сковал страх. Он вспомнил сны, которые иногда ему снились и которые пугали его намного больше, чем кошмары, хотя, вроде, ничего страшного в них не было. Эти сны не были совсем одинаковыми. Они всегда немного отличались друг от друга, но в них всегда было одно общее, что они несли в себе. Сны были примерно такими. Вадим оказывался в какой-то компании, которая была вовлечена в какую-то игру, суть которой Вадим уловить до конца не мог, но понимал, что всегда оказывался в том моменте, когда шло голосование против одного из участников. Участники обсуждали друг друга, ругали, обзывали, высказывания частенько были настолько жёсткими, что переходили в прямые оскорбления и мат. Но никогда никто ничего не говорил о Вадиме. Он был как будто невидимкой. О нём не говорили и никто не спрашивал его мнения о других участниках, его никто не замечал. Вадим понимал, что он самый возможный претендент на уход, что большинство проголосует против него. Но против него никто не голосовал. Он был как будто тенью, на которую никто не обращал внимания.
Вадим холодел внутри от осознания того, что для людей он никто, он невидимка. И у него в голове всплывал вопрос: а существует ли он на самом деле? Может, его существование это всего лишь плод воображения какого-то больного человека? А может быть, весь мир вокруг и все окружающие люди — это плод его воображения?
После таких снов Вадим просыпался в холодном поту и пытался ответить на вопрос: кто он? Какой он? В голову приходили банальные ответы: человек, мужчина, сын, школьник. Но все эти слова являлись относительными к чему или к кому-либо. А кто он сам по себе? Не по отношению к чему-то или кому-то, а просто по своему существу? И невозможность ответить на этот казалось бы простой вопрос повергала его в пучину отчаяния. Он не мог сказать, кто он. Он не мог сказать, какой он. Все определения, которые приходили ему в голову, казались ему относящимися к кому-то другому, а не к нему. Все, что он мог сказать о себе, казалось ему каким-то абстрактным. Таким мог быть любой человек. Всё, что он мог сказать о себе, казалось ему просто какой-то маской, которую он носит. А что скрывается под этой маской? Когда Вадим наконец находил ответ на этот вопрос, его дыхание на мгновение останавливалось, потому что ответ был слишком пугающим. Под масками, которые он носил, чтобы быть человеком, скрывалась пустота. Там не было ничего.
Вадим пытался лихорадочно отыскать то, что скрыто внутри него, и ничего не видел. Окружающие люди думали, что знают Вадима, знают его внутренний мир, но на самом деле Вадима не знал никто, потому что то, что он выставлял наружу, было всего лишь маской.
И только когда он общался с Наташей, у него внутри возникло какое-то странное чувство, как будто он… нашёл самого себя. Наверное, это можно сравнить с тем, когда есть один паззл, состоящий из двух деталей. И вот ты видишь одну деталь и не можешь понять, что же там изображено. Ты ломаешь голову, но ничего не можешь придумать. Точнее сказать, вариантов в твоей голове возникает множество, а вот уверенности в том, какой из них правильный, нет. И вдруг совершенно неожиданно ты находишь вторую половину паззла и с удивлением понимаешь, что всё было настолько очевидно, что даже странно, как ты сразу не догадался. То же самое чувство возникало у Вадима рядом с Наташей. Но только оказалось, что он в ней обманывался, а значит, даже своему внутреннему чутью доверять нельзя.
Сейчас, когда он понял, что не может понять, как ему действовать, он вдруг осознал, почему. Потому что у него не было личности. А ещё он почувствовал, что пустота, которая была внутри него, постепенно заполняется чем-то инородным, чем-то вторгающимся в него извне. Когда человек наполнен, в нём нет места ни для чего инородного. Когда человек пуст, в него заселяются демоны.
(продолжение следует...)