Жизнь хутора после войны.

Жизнь хутора после войны

Мама была небольшого роста, но, как говорится, ладно скроенная, с правильными чертами лица, с небольшим ртом и по-детски чуть припухлыми губами. У неё были длинные тёмно-русые волосы, стянутые в тугой жгут на затылке. Особенно привлекательные у неё были глаза – широко раскрытые, сине-голубые. Цвет глаз у неё менялся от светло-голубых до тёмно-синих в зависимости от настроения или самочувствия.
Характер у мамы был твёрдый, решительный. Она была всегда уравновешенная, с ясным умом, требовательная – прежде всего к себе, но и к окружающим и, конечно же, и к нам. Мама умела ладить с людьми, и к ней часто обращались за советом.
Были у мамы три подруги, с которыми она работала в бригаде. Но задушевной подругой была Варя. Она была, как и мама, небольшого роста, необыкновенно ловкая, как огонь. Волосы у неё были светло-русые, глаза голубые с восточным разрезом. У неё был очень живой, наблюдательный взгляд.
Они всегда были опрятно одеты. Мне особенно запомнилась мама в белой батистовой кофточке, сшитой ещё до войны, и тёмно-синей юбке.
Вторая мамина подруга, Настя, была высокой, стройной женщиной яркой красоты, белокурой, с зелёно-голубыми глазами. Была она первой запевалой в бригаде. Голос у неё был высокий, сильный. Под стать Насте была и её лучшая подруга, Тоня, тоже высокая и стройная, брюнетка с тёмно-карими глазами.
Все четыре женщины, на первый взгляд, как будто разные, но они дополняли друг друга, поэтому, наверно, и дружили.
Жили все по-соседски. У всех, кроме тёти Вари, было по трое детей, а у тёти Вари – один сынок, в котором она души не чаяла. Все четыре подруги были чистокровные казачки. Несмотря на тяжёлую жизнь, они любили петь. Пели всегда – и в горе, и в радости, только песни были разные.

В полеводческой бригаде мама всегда работала в паре с тётей Варей. Расскажу случай, который произошёл с ними. Это случилось ранней весной в посевную пору. На быках и бричке они подвозили семенное зерно из амбаров в поле к сеялкам. Дорога в поле шла через греблю. До полудня греблю переезжали нормально. Но после полудня, когда они уже возвращались домой, гребля оказалась под водой. Прорвало плотину, и вода бурным потоком заливала её и соединяла реку Маныч с озером. Другого переезда не было, надо было обязательно переезжать через греблю. В начале пути быки шли по воде спокойно, но уровень воды поднимался и поднимался. Вот уже вода по брюхо, а запряженные быки плыть не могут. Если их не освободить от ярма, они утонут, а за гибель быков ждёт тюрьма. Вот тогда эти две маленькие, щупленькие женщины вскочили на спины быков и стали распрягать их. А вода всё поднимается, вот уже и спины быков в воде. Женщины спешат вытянуть занозы из ярма, но они не поддаются. А уровень воды с каждой секундой растёт. Из последних сил женщины тянут занозы, и наконец те поддались. Быки распряжены, и они поплыли к суше. Так мама и тётя Варя спасли себя и быков.

Таких экстремальных ситуаций было в их жизни немало.
Край наш славится комарами, так было раньше, так обстоит и сейчас. Но тогда комары были особенные, малярийные. От их укусов мама заболела малярией, а лечилась хинином. Я хорошо помню эти разноцветные круглые таблетки. Ими потом я играла, выкладывала из них разные узоры. Этими таблетками мама подорвала желудок и очень часто болела, но на работу вынуждена была ходить. Дома она оставалась только при высокой температуре.
Это время я хорошо запомнила. Мама таяла прямо на глазах. Она почти ничего не ела, её постоянно рвало. Мы боялись, что мама умрёт. И вот в конце года за невыполненный минимум трудодней её отдают под суд.
Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Следователь при допросе выявил причину её вины и назначил полное обследование. Врачи, обследовав, дали заключение о её болезни желудка. У мамы оказалась нулевая кислотность и предъязвенное состояние желудка. Маму положили в больницу, а суд вынес оправдательный вердикт. В больнице маму подлечили и приписали ей лёгкий труд. Назначили поддерживающее лечение и приписали пить соляную кислоту. Из полеводческой бригады её перевели в огородническую, но дружить со своими подругами она продолжала. Но теперь они встречались только по вечерам да выходным дням.

В годовые праздники, а их в году было очень мало, устраивали себе гуляние. Собирались всегда у нас, так как хата была просторная. На гуляние приходили к ним ещё бригадиры со своими жёнами. И был у них гармонист дядя Митя. Это был необыкновенный человек. Он был инвалид с раннего детства. Я не знаю причину его инвалидности. Он был по пояс широкоплечий, сильный, красивый мужчина. Носил казачий, набок зачёсанный чуб. А вот ноги у него были одна короче другой и очень намного. Поэтому ходил он по-особому, переваливаясь с одной ноги на другую, да ещё эта больная нога была скрючена в колене. Но гармонист он был от бога. У него была не просто гармонь, но к ней каким-то способом прикреплялись всякие приспособления: колокольчики разных размеров, дудочки, цимбалы. У него всё это пело, гудело, отбивало ритм. Даже пила и коса у него были в ходу. Этот мужчина, как говорили о нём хуторяне, был второй Кулибин. Он мог сделать всё, о чём бы его ни попросили.
Дядя Митя был вдовец, воспитывал дочь. Жена у него умерла. Девочка была ещё очень маленькая, потом он женился, привёз жену из другого хутора. Женщина была бездетная и Машеньку полюбила, как свою дочь.
Так вот, дядя Митя был организатором всего веселья. Я наблюдала за всеми женщинами и не узнавала их. Веселье их преображало. Они были такие красивые, задорные, пели казачьи песни, а песни эти были разнообразные по жанру и по характеру исполнения. Под одни они плясали, исполняли их задорно, весело, а другие пели грустно, задумчиво, со слезами на глазах, например, «Летят гуси», «Поехал, поехал казак на чужбину» и пр. Плясовые песни – это «Пчёлочка», «При лужку» и другие. В это время я свою маму не узнавала просто. Редко я видела ей такой оживлённой, весёлой и красивой.

После войны хуторяне жили дружно, одной большой семьёй. Всё хорошее и плохое переживали вместе.
В колхозе работали, можно сказать, бесплатно, а детей кормить надо. В то время судили за каждый унесённый грамм зерна и даже за собранные после уборки колоски в поле. Но матери были вынуждены идти на большой риск. Предварительно договорившись со сторожем тока, они ночью (старались выбрать ночь потемней) ходили на ток за зерном. Шли не по дороге, а в обход, чтобы их никто не встретил.
Расстояние до тока было около четырёх километров, а в обход ещё больше. Продвигались они осторожно, чуть ли не ползком, прислушиваясь к каждому шороху. Особенно боялись встречи с объездчиком или с кем-нибудь на бидарке. На бидарках ездило только начальство, а оно иногда объезжало тока ночью. Мама говорила, что душа с телом расставалась, когда они вдруг услышат конский топот или тарахтение бидарки. Ходили они по полю, держась поближе к лесополосе, чтобы при случае можно было спрятаться в кустах или в высоком бурьяне.
В основном мама ходила «на добычу», как они говорили, с тётей Варей. Им всегда везло, они всегда успевали ускользнуть от опасной встречи. Но не всем так везло. Были случаи, что женщины попадались. Но среди объездчиков тоже были люди. Они в основном отпускали женщин. А вот один из объездчиков, дядька Сашко, был неумолим. С ним встречаться было опасно. Вот был такой случай. Мать пятерых детей, вдова. Дети были все малолетние, самой старшей, Наденьке, шёл тринадцатый год. Женщину звали Мария. Попалась она дядьке Сашку, и он её не пощадил. И за пять килограммов её посадили. Остались дети одни. Старшая, Наденька, взяла на себя всю заботу о младших. Ей помогали всем хутором, кто чем мог. Выжили дети, и мать вернулась из тюрьмы.
Наденьке шёл тогда уже семнадцатый год. Она уехала в город Новочеркасск, там выучилась на швею. Стала работать на швейной фабрике. Работала хорошо, зарабатывала неплохо, приоделась и ещё помогала семье. Вот получила она первый отпуск. Он пришёлся на позднюю осень. Катера уже стали на зимнюю стоянку, и в хутор приехать было непросто. Она решила добираться попутным транспортом. Прислала домой письмо, в котором сообщала дату выезда, но домой она так и не попала. Дома так и не дождались её, заявили в милицию. Но милиция её не нашла.
Нашли Надин труп уже ранней весной. Тракторист пахал в поле и увидел огромную стаю чёрных воронов. Они кружили около одной из скирд соломы, которая стояла у дороги. Когда он подъехал, то увидел жуткую картину. Под скирдой лежала полураздетая молодая девушка, уже обезображенная вороньём. Потом в этом трупе мать узнала Надю.
Долго не могли найти убийцу. А убийца был местный. Кто бы мог подумать! Уважаемый в хуторе человек. Все его знали, и Надя тоже. Он был муж нашей заведующей библиотекой. Звали его Михаил, отец трёх девочек. Жили они по тем временам зажиточно, имел он легковую машину. И оказалось, что занимался он разбоем уже несколько лет. Разбойничал не в своём хуторе, а в округе. Сшил себе из воловьей шкуры костюм чёрта с рогами, хвостом, копытами, глаза осветил фонариками. Вот в таком виде входил ночью в жилища к людям. Входил спокойно, потому что запоры тогда были крючок да щеколда. При виде «чёрта» люди падали в обморок. Он очищал жилище и уходил. Шли о чёрте слухи по всей округе, но поймать его не могли.
Но, как говорится, всегда приходит час возмездия. Вот он и пришёл. Ехал Михаил по трассе на своей машине. Увидел Надю, стоящую на обочине дороги. Остановился и предложил подвезти домой. Она радостно согласилась. По дороге он её убил, раздел, забрал все вещи и снял часы, а они были именные. Ей их подарили за хорошую работу на фабрике. Надпись на часах была внутри крышки, он не заметил её. Когда часы поломались, он их сдал в мастерскую в ремонт. Мастерская была в районном центре. Часовщик открыл крышку часов, стал их рассматривать и обнаружил надпись. Он сразу же вспомнил случай с убийством и заявил в милицию. На этих часах убийца и погорел. Когда его везли к зданию суда, народ стоял по обе стороны дороги до самого въезда во двор здания суда. Его хотели просто разорвать на части. Пришлось милиции защищать его от самосуда. Его посадили, а семья уехала из хутора.

Tags:
• Зинаида Стефановна,
• библиотека,
• давнее,
• история